Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака - [21]

Все ответили: «Повинуемся!» – и поклялись. Тогда он снял с них оковы, и все они через крышу выбрались на волю.

Царевич хотел последовать за ними той же дорогой, но Самак сказал:

– Нет, мы должны выйти через дверь, всем по веревке спускаться трудно, неизвестно, что получится.

Они направились к двери, видят, там привратник и несколько слуг. Срубили им всем головы, открыли дверь и благополучно вышли. Хоршид-шах отправился вместе с ними в дом молодцов.

Там сидел Фаррох-руз. Когда он их всех увидел, сказал кормилице:

– У, скверная, старая колдунья! Погляди-ка, все твои узники на свободе.

Тут и они увидели кормилицу в таком жалком положении – то-то обрадовались! А нянька при виде их настолько разозлилась, что даже вымолвить ничего не могла. И каждый из узников к ней подходил, давал ей тычка и ругал всяко.

А потом они уселись, стали друг другу про себя рассказывать, как они попали в то место. За тем и ночь прошла.

Когда наступил светлый день, шахская дочь проснулась, а Дельафруз что-то не слышно и не видно. Кликнула она служанок, Лала-Салеха и спрашивает:

– Где Дельафруз?

– О царица, – отвечают те, – мы ее вчера с тобою оставили.

«Может, в отхожее место пошла?» – подумала шахская Дочь.

Встала она, отправилась искать. «Наверно, она в покои кормилицы забрела, – говорит себе, – а негр ее запер, да и заснул сам». Заглянула она в нянькины покои, видит неф валяется мертвый, а дверь в подземелье открыта. Закричала царевна от изумления, выбежала оттуда и поспешила к шаху – рассказать ему, что случилось. Слышит, поднялся шум, крики: в шахском дворце привратников убили! Растерялась тут девушка. «Что же это творится? А тут еще Дельафруз куда-то девалась! Может, похитили ее, за меня приняли?» Так она раздумывала, пока к отцу шла. Шах был на женской половине.

Услышала она голоса, смутилась, хотела прочь уйти, но тут шах ее увидел, очень удивился и сказал:

– А где же кормилица? Почему ты одна пришла? Что случилось?

– А то и случилось, – отвечает дочь, – что кормилицы уж два или три дня нету, а темница ее взломана и узников след простыл.

Шах глаза вытаращил:

– Значит, дочка, у кормилицы темница была? Может, тех царевичей, что тебя сватать приезжали, она туда сажала?

– Ну, об этом мне ничего не известно, – ответила девушка.

– Тогда я пошел в присутствие, – решил шах и отправился в тронный зал. Сел он на тахт, а Мехран-везир уж его дожидается. Поздоровался с ним шах и выложил все: и про то, что у кормилицы темницу взломали, и как пленников увели, и как сторожа и еще несколько человек убили.

– О шах, получается, что у кормилицы своя темница была, – говорит Мехран-везир. – Видно, она там царевичей держала? Оно и лучше, что их украли, по крайней мере от погибели спаслись. А где же сама кормилица?

– Дочь говорит, что уже дня два-три она не появляется.

– Тут без Шогаля и его подручных не обошлось, они это проделали. Надо послать за ним человека, – рассудил Мехран-везир.

Хаджиб отправился к дому айяров. У дверей стояли Джеб-айяр и Шарвин. Хаджиб сказал:

– Доложите военачальнику, что его шах Фагфур требует.

Шогаль сразу понял, в чем дело, зачем его зовут. Самак-айяр при нем был и еще несколько человек. Когда прибыли они в тронный зал, Шогаль поклон отдал перед тахтом, и его усадили на табурет, чтобы видно было. Фагфур сидел разгневанный. Мехран-везир сказал:

– О исфахсалар Шогаль, в шахском дворце большие события. Не сомневаюсь, что тебе о них известно – ведь такие дела помимо воли исфахсалара не происходят. Вчера взломали темницу кормилицы и увели оттуда узников, а несколько человек во дворце убили. Как это могло случиться? Я знаю, что без твоих подчиненных здесь не обошлось, это ваших рук дело! Отрицать тут нечего, а оскорблять шаха Фагфура не полагается. Вот и выходит, что вы поступили дурно. Уж как шах тебя уважает, все грехи тебе прощает – достойно ли тебе так поступать?! Ты должен объяснить, чего ради такое натворил.

Услышал Шогаль речи Мехрана, голову повесил и ничего ему не ответил: растерялся, не знал, что сказать. А Самак-айяр был человек сметливый, на язык скорый, справедливый и добродетельный. Как увидел он, что Шогаль голову опустил и ни словечка не говорит, поклонился шаху Фагфуру и сказал:

– Долгих лет государю! Знай и ведай, что в мире нет ничего лучше правды, везде следует правду говорить – перед людьми знатными и простыми, мудрыми и невежественными, а особливо перед шахом. А уж мы, коли слово молвим, никак не можем от правды уклониться, ведь наша слава пошла от благородства и честности, мы и есть самые благородные мужи. Пускай нас кличут айярами, но ведь айяр непременно должен благородным мужем быть, тем, кто совершает много добрых дел, терпит беды, жертвует жизнью ради людей. А веду я к тому, чтобы шах мира понял, что мой учитель, отец мой Шогаль, верно, робеет в присутствии шаха, потому и молчит. Я же скажу, что Хоршид-шах, сын Марзбан-шаха, однажды пришел в дом молодцов, вверил себя нашему покровительству. Поскольку мы слышали его имя и видели, как его унесла кормилица, вопросили: «Как ты мог прийти?» Тут он рассказал, что случилось с Фаррох-рузом. И тогда, шах, мы из долга великодушия приняли его и устроили его дела и всей душой старались, чтобы он добился своего.