Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака - [19]

Отпер он замок, открыл дверь. Показалась лестница. Светильник у царевича был, стал он по той лестнице вниз спускаться. Пятьдесят ступеней насчитал и оказался в нижнем зале. Огляделся вокруг, видит, – зал о четырех дверях, четыре суфы друг против друга стоят, свечи всюду горят – это ведь подземелье было. А на суфах сидят люди, все связаны по рукам, по ногам, и во главе всех Фаррох-руз восседает.

Обрадовался царевич, подбежал к Фаррох-рузу, обнял его, расцеловал. Фаррох-руз воскликнул:

– Братец дорогой, каким образом ты здесь очутился? Сюда и ветер залетать не смеет из страха перед кормилицей. Да еще и негр у дверей стоит! Что ты сделал с кормилицей и с негром?

– Сейчас не до разговоров, – отвечает царевич, – это длинная история. Да ты взгляни на меня, братец, в каком я образе, сколько ухищрений приложил, чтобы сюда попасть, в это место проникнуть.

Тут развязал он Фаррох-руза, а тот ему говорит:

– Царевич, раз уж ты сюда явился, доведи дело до конца, освободи и этих царевичей тоже, чтобы мы все вместе отсюда ушли, а то они давно уже здесь томятся.

– Их тоже заберем, – согласился царевич, – я ведь понимаю, каково вам здесь. Но они должны клятву дать, что тайны не разгласят, слова не скажут ни про хорошее, ни про дурное, тогда я их дела устрою. Завтра вечером выведу их отсюда – это ведь покои падишаха, здесь много людей не должно болтаться. А я еще и дороги как следует не знаю. Пусть они поклянутся молчать и согласятся, чтобы я прислал за ними тебя и созвал бы народ на помощь, ведь в одиночку с таким делом не справиться, столько людей не вывести. А сейчас мне надо спешить наверх к девушке, подготовить все, чтобы самому тоже уйти.

Когда царевич объяснил все это, они поклялись не выдавать тайны, ничего не говорить и другим не разрешать. Тогда Хоршид-шах сказал:

– Не тревожьтесь, завтра ночью я вас вызволю, а может, и днем к вам проберусь.

С этими словами он взял Фаррох-руза за руку, и они поднялись наверх. Царевич снова запер дверь, положил опять ключ в карман негра, а сам направился на крышу. Как поднялись они туда, он размотал с пояса веревку, обвязал ею Фаррох-руза и сказал:

– Брат, спустишься на землю – ступай в квартал торговцев соломой, в дом молодцов-удальцов, иди прямо к Шогалю и Самаку и расскажи им, что видел. А если нужно что сказать – передай через Рухафзай. – И еще добавил: – Приготовьтесь, чтобы завтра нам вывести отсюда этих людей. А больше ничего не могу сказать, так как время позднее.

Потом он спустил Фаррох-руза на землю, сам слез с крыши, вернулся к дочери шаха, лег и уснул.

Обратимся к рассказу о Фаррох-рузе и товарищах его. Когда Хоршид-шах вывел Фаррох-руза из подземелья и спустил его на веревке с крыши, тот отправился на поиски, пока не пришел к дому удальцов, как ему и наказывали. Подошел он ко входу, смотрит, дверь открыта, а изнутри слышны палочные удары. «Что бы это могло быть в такое время?» – подумал он. Вошел в дом, видит, сидят все удальцы, а к колоде женщина привязана. Присмотрелся хорошенько – да это колдунья-кормилица! Тут и его приметили. Он обрадовался, стал приветствовать удальцов. Шогаль кинул на него взгляд, встал и прижал к груди – узнал в нем брата Хоршид-шаха. Начал его расспрашивать, каково в темнице было. Тут и все айяры взялись Фаррох-руза обнимать и привечать, повеселели все. А кормилица, хоть ее били-колотили, еще спрашивает: «Кто такой пришел?» Поглядела, видит – Фаррох-руз. И до того злобная эта негодяйка была, подняла она голову и говорит:

– О ничтожный, как это ты здесь оказался, что это значит? Разве Камкук умер или дворец рухнул?

– Ах ты подлая колдунья, злодейка ты, – отвечает Фаррох-руз, – а ты считала – я по невежеству сюда прибыл, на шахскую дочь позарился? Чтобы ты меня схватила, связала да в темнице держала? Думала, я, как другие, тебе поддамся? Да я твою темницу разрушил, наружу вышел, чтобы оглядеться. А завтра ночью и других к тебе приведу!

– Эх, жаль, что мои усилия зазря пропали, – говорит кормилица. – Я и не знала, какой богатырь мне попался – ишь, от оков освободился, из моей тюрьмы удалился!

Пока они так препирались, Шогаль встал, опять обнял Фаррох-руза и поцеловал его, усадил подле себя, почет ему оказал. Фаррох-руз пересказал им все, что слышал от Хоршид-шаха. Шогаль и Самак-айяр взяли его под руки и повели в дом Рухафзай. Поглядела Рухафзай – отличить Фаррох-руза от Хоршид-шаха не может! Потом рассказал он ей о Хоршид-шахе, и решили они, когда настанет ночь, подойти к крыше дворца девушки и вывести тех заключенных царевичей. Так и сказали Рухафзай:

– Передай Хоршид-шаху, что нынче ночью придем.

После этого они возвратились в дом айяров. Рухафзай прямо к кормилице подошла, стала ее донимать:

– Эх, красотка, что же ты натворила, зачем столько царевичей в темницу засадила? Ну, теперь за все расплата пришла! Точно знаю, живой тебе от нас не уйти.

Так она с ней говорила, мучила ее по-всякому.

А теперь вернемся к рассказу о Хоршид-шахе. Шахская дочь в своей комнате спит, благородный царевич ее сторожит, одним видом ее наслаждается. Хоть он ее и любил, но даже не поцеловал ни разу – ведь это было бы недостойно. Взял он тамбур, начал утренние песни петь, нежно и негромко напевал газели, пока шахская дочь в неге не пробудилась. Приказала она слугам новый пир готовить, а тем временем Рухафзай подоспела, поклонилась, на свое место села. Тут и кушанья принесли, поели они и стали пить вино.