Салют из тринадцати орудий - [24]

— Эй, Стивен, — окликнул его Джек с другой стороны улицы. — Удачная встреча, приятель. Пошли, поможешь мне выбрать тафту для Софи. Хочу ей купить такой хорошей, чтобы сквозь кольцо можно было протянуть. Уверен, что в тафте ты разбираешься.

— Сомневаюсь, что во всем Баллинасло кто-нибудь разбирается в ней лучше. А если найдется синяя — куплю ее для Дианы.

Они вернулись на пристань со свертками. Поскольку Джек, не зная, сколько они пробудут на берегу, не стал отправляться на сушу на своей гичке, им пришлось бы нанимать лодку. Здесь их заметила компания «сюрпризовцев», вернувшихся из увольнения к баркасу точно в срок. Они завидели их через всю площадь и проревели: «Не тратьте деньги на ялик, сэр. Давайте с нами».

Джек с удовольствием отправился с ними в демократичной корсарской манере, хотя и порадовался, что его не видят офицеры на службе с их официальными шлюпками. Впрочем, стоит признать, что после первого вольного, раскованного приглашения шелмерстонцы вели себя столь же чопорно и безмолвно, как любые старослужащие военные моряки.

Джек был совершенно прав, когда говорил, что Киллик относится к Стивену, как к своей собственности – он тут же затолкал доктора  в каюту и заставил снять прекрасный сюртук из английского сукна, громко заявляя визгливым придирчивым тоном:

— Вы только посмотрите на эти пятна жира, они так глубоко въелись, что в них можно борозду прокладывать. А ваши лучшие шелковые бриджи, о Господи! Разве я не говорил вам класть пару салфеток, неважно, смотрит на вас кто или нет? Теперь бедняге Киллику придется все ночь тереть и скрести, и все равно они уже не станут прежними.

— Вот тебе коробочка португальского марципана, Киллик, — сказал Стивен.

— Я очень польщен, сэр, что вы помните, — ответил Киллик, который обожал марципаны. — Спасибо, сэр. Ну а теперь, когда вы надели старую одежду — чистую и сухую — с вами хочет побеседовать мистер Мартин.

В кои-то веки серьезный, частный разговор не требовалось вести ни на топе мачты, ни в самом отдаленном уголке трюма, Стивен и Мартин свободно владели латынью и, несмотря на варварское английское произношение последнего, прекрасно понимали друг друга.

— Стэндиш попросил меня обратиться к вам, поскольку вы, как никто другой, знаете капитана Обри. Думаете, он согласится принять отставку казначея? По словам Стэндиша, вы говорили ему, что нет лекарства от морской болезни, — сказал Мартин.

— Именно так.

— И хотя он сильно любит море, но очень хочет избежать повторения тех страданий, которые претерпел, если капитан согласится освободить его от должности.

— Я не удивлен. Он настолько обессилел, я никогда не видел ничего подобного. Но меня удивляет внезапность его решения. Он внимательно и с живым интересом слушал все наши объяснения при отплытии и прекрасно знал о том, что ему предстоит пережить и, скорее всего, не один раз.

— Да. Меня это тоже поразило. Но он всегда был странным, непостоянным созданием.

— Мне кажется, он так же внезапно отказался от должности священника англиканской церкви, изумив своих друзей.

— Это не совсем то же самое. Чтобы получить приход, он должен был письменно согласиться с тридцатью девятью статьями, а тридцать первая описывает мессы как, простите, богохульные сказки и опасную ложь. Когда он дошел до нее, то сказал, что не может под этим подписаться, забрал шляпу, откланялся и ушел. В то время он был влюблен в одну молодую католичку, но не знаю, повлияло ли на принятое им решение это или что-то другое. Мы никогда не говорили на эту тему, не были настолько близки.

Стивен промолчал, а через мгновение сказал:

— Если капитан Обри его отпустит, чем он займется? Если я не ошибаюсь, у него нет никаких сбережений.

— Он вроде собирается, по примеру Голдсмита, устраивать дискуссии в университетах и тому подобное, да играть на своей скрипке.

— Да поможет ему Господь. Не думаю, что появятся какие-то возражения по поводу его ухода с корабля, хотя скрипач он великолепный.

Они переглянулись, и Мартин сказал:

— Бедняга, боюсь, он сам сделал себя изгоем на корабле. В Оксфорде он был совсем другим человеком. Думаю, ему было одиноко после университета и всего этого бессмысленного учительства.

— На некоторых это действует как яд, делая их неприспособленными к жизни в обществе взрослых людей.

— Именно так он себя и чувствовал. Он боялся, что ни для кого больше не будет приятной компанией. Купил книгу с шутками. «Я намереваюсь рассмешить всех за столом», — говорил он. Но, честно, думаю, причина все-таки в морской болезни, хотя, возможно, пара едких упреков в кают-компании могла заставить его принять такое решение.

— В любом случае, благородно с его стороны чувствовать себя настолько обязанным капитану Обри и не уходить с корабля без его разрешения.

— Да, он всегда был благородным человеком. — После долгой паузы Мартин добавил: — А вы не знаете, в котором часу утром открывается почтовое отделение? Мы провели так много времени в Ирландском море, что наверняка нас уже ждет пакет с почтой или даже несколько. Не терпится узнать новости из дома.

— Оно открывается в восемь. Я буду там, как только отобьют склянки.