Сальвадор Дали - [70]

(Во время их знаменитой любовной сцены среди скал мыса Креус Гала также назовет Дали «мой милый мальчик». Любопытное совпадение, не так ли?)

Одному из своих друзей (гомосексуалисту) Лорка писал: «Мой милый Сальвадор Дали скоро приедет ко мне. Нечего и говорить, тебе и без того ясно, как мы будем развлекаться».

А Дали, в свою очередь, одно из своих писем подписал так: «Сальвадор Дали, не лишенный таланта художник и друг (интимный) одного великого и очень красивого поэта».

Он послал Лорке рисунок со следующим посвящением: «Федерико Гарсиа Лорке с безграничной любовью от его милого мальчика Дали».

«Я более чем когда-либо твой милый мальчик [...] Ты меня любишь?»

Если бы Дали хотел умерить любовную страсть Лорки, разве он стал бы так себя вести?

Но следует отдавать себе отчет в том, что в этих отношениях кипение страстей, порывы чувств, равно как и холодный расчет, построение планов на будущее и размышления об искусстве — все было перемешано и взаимосвязано, шло с перевесом то в одну, то в другую сторону. Дали много внимания уделял литературному творчеству, Лорка много рисовал.

Оба, за что бы ни брались, все делали вполне достойно.

Дали писал стихи, а также теоретические и, главным образом, критические статьи для журнала «Л'Амик де лез артс» и других изданий. Он теоретизировал, уточнял свои позиции. «Я пытаюсь делать какие-то наброски, — писал он Лорке, — стараюсь как можно точнее передать атмосферу и природу пустого пространства; мне кажется, что изображение пустоты с помощью пластики представляет огромный интерес, но никто не придавал этому значения, потому что пластика почти всегда считалась свойством твердых тел».

И если Лорка не признавал «автоматического письма», которое пропагандировали сюрреалисты, применительно к поэзии (сюрреализм добрался, наконец, и до Барселоны), то в рисовании он охотно этот прием использовал. И кстати, он сам заговорит о вторичном состоянии[193].

Именно в Барселоне состоится первая выставка его рисунков. И там тоже сработает магический эффект Лорки: успех превзойдет все ожидания. «Вы представить себе не можете, какую необычайную радость я испытываю, когда меня причисляют к художникам», — заявил он критику Себастьяну Гашу, написавшему несколько доброжелательных строк об этой выставке.

Бунюэль, у которого в 1923 году умер отец, 18 июня 1925 года, защитив свой диплом по философии, принял решение отказаться от дальнейшей учебы и защиты диссертации, окончательно распрощался со студенческой Резиденцией и переехал в Париж.

Почему в Париж?

Потому, что он всегда мечтал об этом, но главное — потому, что он узнал, что Лига Наций собирается учредить под своей эгидой Международное общество интеллектуального сотрудничества со штаб-квартирой в Париже и что Эухенио д'Орс будет направлен туда в качестве официального представителя от Испании. Бунюэль обратился к руководству Резиденции с просьбой выхлопотать ему место секретаря Эухенио д'Орса с тем, чтобы сопровождать того в Париж. Просьбу его удовлетворили.

«Поезжайте в Париж, — сказали ему, — обоснуйтесь там и ждите. Пока есть время, читайте "Ле Тан" и "Таймс", чтобы усовершенствоваться во французском и английском».

Мать Бунюэля оплатила ему дорогу до французской столицы и выделила вполне приличное содержание. В книге своих воспоминаний Луис Бунюэль уточняет: «Не зная, где остановиться, я отправился прямиком в гостиницу "Ронсерей" в проезде Жуффруа, где в 1899 году мои родители провели свой медовый месяц и зачали меня».

Ноябрь 1925 года: с 14-го по 27-е число состоялась персональная выставка Дали в галерее Жозепа Дальмау, который с 1922 года со все возрастающим интересом следил за успехами молодого художника. Жозеп Дальмау, большой друг Ансельма, дядюшки Дали, в 1916 году выставлял у себя картины Глеза, годом позже познакомил посетителей своей галереи с журналом «391», основанным Франсисом Пикабиа, а в 1918 году устроил выставку Миро. Его галерея была хорошо известна в Европе. Дали представил на выставке не менее двадцати семи картин, там были: «Пьеро, играющий на гитаре» в стиле, смутно напоминающем кубизм, прелестная работа «Сифон для газированной воды и бутылка рома», уже замеченная в Мадриде, и множество портретов Аны Марии, среди которых знаменитая «Девушка у окна»: мы видим ее со спины, а она смотрит из окна на морские волны; изображенный на полотне персонаж является как бы связующим звеном между зрителем и пейзажем, заключенным в оконную раму, своеобразной картиной внутри картины, подобной тем, что писали Каспар Фридрих[194] и Ватто.

«Рисунок — это высшая честность искусства»: в каталоге выставки художник приводит этот афоризм Энгра и еще два других в том же духе, тем самым решительно отмежевываясь от постимпрессионизма (и мадридской Академии изящных искусств), равно как и от кубизма и пуризма, от коих он стал отходить, дабы вернуться к тому классицизму, к которому вновь обратились Пикассо, Кирико и Матисс в поисках вдохновения в так называемом идеальном эллинизме. Картина «Венера и моряк», в которой Дали использует кубические и эллинистические формы наряду со множеством других элементов, свидетельствует обо всем том, что испытывал, к чему примеривался, от чего отказывался и что пробовал художник в возрасте двадцати одного года.