Сельвин улыбнулся и покачал головой.
— Я бы прочитал.
Я встал посреди комнаты, как можно дальше отвел благоухающую бумагу и начал читать:
— Дорогой мой, — я усмехнулся (Сельвин тупо смотрел в пол), — не сердись на меня, я никогда не перестану любить тебя. Просто в моей жизни наступил момент, когда я вдруг поняла, что все вокруг меня мертво. Как будто сделано из соли, по которой можно щелкнуть пальцем, и она рассыплется. Прости меня…
— Интересно, за что она просит прощения? — спросил я у Сельвина.
Он равнодушно пожал плечами.
— Я была так расстроена, — продолжал я, — подавлена никчемностью человека, которого почти полюбила…
Сельвин почему-то насторожился.
— …он не выдержал испытания солью, он исчез, поглощенный ею…
— Мазох, кажется, пошел ей на пользу, — заметил я, — смотри, какие сентенции: «исчез, поглощенный ею…»!
— Что в нем такого было, в этом придурке?! — горестно воскликнул Сельвин. — Что он мог ей дать, чего не мог я?
— Не надо ничего давать, — посоветовал я, — надо брать.
— Смысл соли непостижим, — декламировал я, — она вечна и в то же время бесполезна, как, впрочем, все, что кажется нам вечным. Дорогой, уподобься соли, не думай, что твое прошлое принадлежит тебе и есть часть тебя. Скинь оковы прошедших дней и переживаний. Дай им выйти из тебя, подобно крупицам соли. Живи вечно в непрестанном очищении от соли выплаканных и невыплаканных слез. Воскресай!
Я отложил письмо. Сельвин скверно ухмыльнулся.
— Дура, боже, какая дура! — сказал он.
Я заметил на своих пальцах кристаллики соли. Облокотился на спинку дивана и почувствовал, как соль щекочет мне спину под одеждой.
— Я пойду. — Сельвин встал и вышел из комнаты.
Я подумал, что слабые люди, подобные ему и Мальчику, растворяются в вечности, как в соли. Но сильные выживают. С усмешкой принимают ее тайны, суть которых есть соль.
