Салка Валка - [52]

Дойдя до этого места, Йохан Богесен был вынужден очень тщательно пригладить свои усы. И действительно, что еще можно добавить к такому детальному описанию преимуществ этого благословенного местечка? И только найдя снова удобное положение для рук, он рискнул продолжить свою речь:

— Но, несмотря на такой удивительный прогресс, мы знаем, что в мире существуют силы, не подвластные человеку. Возьмем, к примеру, страшную бурю, случившуюся прошлой осенью. Она принесла нам немалые убытки и несчастья. Мы, жалкие грешники, беспомощны перед десницей всевышнего.

Мое положение в поселке с каждым годом все больше связывало меня с жителями поселка, так что теперь совершенно твердо можно сказать, что мое благополучие и ваше благополучие в той или иной мере взаимно связаны. Поэтому нет ничего удивительного, если такой старый человек, как я, из десятилетия в десятилетие учитывающий ваши доходы и расходы, в конце концов начинает смотреть на вас как на своих дорогих любимых детей и понимает вас всех, и в первую очередь тех, кто пострадал от тяжелых ударов судьбы. Мы знаем, что собрались сегодня для того, чтобы почтить наших братьев, ушедших от нас, и по мере возможности поддержать их осиротевших родных и близких. Как вам известно, я веду небольшую торговлю в нашем поселке и владею так называемым рыболовным промыслом. Но это только громкие названия! Все Мое имущество лишь громкие слова. Это вы владеете всем. А я всего-навсего ваш слуга. Это вы загребаете богатство, работаете ли вы сдельно или на паях. На мою же долю достаются только убытки, убытки в банке на Юге, убытки из-за торговли рыбой за границей. Вы считаете, что вы в долгу у меня, но могу вас заверить, вам нечего волноваться, вся ответственность падает на меня. Это я в долгу перед всеми банками на Юге, это мне, а не вам придется держать ответ, если что-нибудь случится. Иной из вас подчас жалуется, что не имеет наличных денег, а что я имею, кроме ответственности и забот? То, что вы называете моим добром, взято в кредит в банках. Это большие цифры, которые передвигаются взад и вперед, точь-в-точь как ваши маленькие суммы в лавке переходят с одного счета на другой. Перед кем в долгу находятся банки — я не знаю, может быть, перед Англией, а от кого зависит Англия, мне еще меньше известно, может быть, от Америки. Жизнь — это сплошная цепь взаимных счетов и расчетов, и в конце концов мы не знаем, кто же владеет капиталом. Мы только передвигаем цифры и живем с верой, что где-то же существует капитал. А может быть, его и вовсе нет. Когда я сейчас говорю вам о своем сочувствии ко всем малышам в поселке, за которых я радуюсь и страдаю, как будто они мои собственные дети, я хочу вам доказать, что это не пустые слова. Поэтому, с вашего разрешения, я, ваш слуга покорный, которому довелось держать в руках ваши деньги, распорядился, чтоб каждой пострадавшей семье выдали из магазина товаров на сумму в сто крон.

И не будем больше возвращаться к этому вопросу. Самое главное, я хотел бы, чтобы все собравшиеся сегодня здесь поняли, что пока лавка в Осейри у Аксларфьорда принадлежит Йохану Богесену, двери ее широко открыты для вдов и сирот.

Оратор умолк. Раздались громкие аплодисменты. Все сошлись на том, что такого щедрого дара никогда еще не было в истории Осейри. Даже старожилы не могли припомнить ничего подобного.

С другой стороны, по опыту было известно, что «старик» никогда не бывает так далек от великодушия и щедрости, как в те моменты, когда он плачется и прибедняется.

Начались танцы. Звуки аккордеона наполнили странным, причудливым, экзотическим ритмом просоленный сарай я вызвали у всех блаженно-приподнятое настроение, какое создает только музыка. А эхо повседневной напряженной борьбы за существование, за хлеб и вареную рыбу утонуло в вихре полек, вальсов, мазурок. До чего же приятно смотреть на людей в нарядных, праздничных платьях! А как разгорелись от танцев девичьи лица! А взгляните на парней! Они казались такими мрачными, — скучными, а теперь их голоса неожиданно приобрели мелодичность, и в блаженном забытьи танца зарождаются в их глазах самые дерзновенные мечты. Как завидовала всем им Салка Валка! Она стояла у дверей среди застенчивых худощавых девочек в своих старых брюках, туго обтягивающих бедра, отчего вся ее фигура казалась смешной и нелепой. Мимо в объятиях сына управляющего пронеслась дочь купца в датском наряде. Все смотрели на них с удивлением. Они налетали на людей, толкались и сами едва удерживались на ногах. Боже мой, а что за смех у дочери купца — громкий, неприятный, похожий на хохот пьяного матроса. И тем не менее у нее такие белые зубы, она такая красивая, веселая. Пожалуй, красивее ее Салка никого еще не видала. Среди здешних девушек она казалась существом из другого мира. Вот если бы только не этот громкий, глупый смех! Смеясь, дочь купца опускала голову на плечо, и, казалось, она уже никогда не сможет ее поднять. С полузакрытыми глазами, разомлевшая, она ничего и никого не замечала, а все смеялась, смеялась без конца. Наверное, она была пьяна. Ее партнер тоже. Несколько пожилых женщин, готовивших кофе неподалеку от штабелей соленой рыбы, бросали на них неодобрительные взгляды. При виде этой пары в душе Салки Валки рождалось греховное беспокойство. Позже, ночью, сын управляющего и молодой моряк затеяли драку из-за дочери купца. Моряк кричал своему сопернику, что он негодяй и выскочка, что он вовсе не любит купеческую дочь. Он же, моряк, любил ее всю жизнь, с самого детства, и свой первый поцелуй она отдала ему. Парни дрались яростно, насмерть. Драка завязалась в помещении. Женщины в испуге разбежались по углам, кое-кто взобрался на скамейки. Мужчины пытались вытолкать драчунов за дверь. Но соперники, сцепившись, сами выкатились во двор. Борьба продолжалась. Они немилосердно дубасили друг друга, нанося удары по лицу, по голове. Оба вымокли в соляном рассоле, вывозились в грязи. Наконец молодая дама оттащила сына управляющего и повела к себе домой обмывать и отчищать. Танцы прекратились, и участники празднества столпились во дворе. Женщины дрожали от страха и молились богу. Но мало-помалу волнение улеглось, сын управляющего и его дама не появлялись, никто и вспомнить не мог, из-за чего началась драка. Кто-то сказал, что дочка купца — сука. Женщины из союза позаботились о моряке. Он был грязный, как свинья, вывалявшаяся в навозе, растрепанный, лохматый, по лицу его текла кровь. Моряк чуть не рыдал от гнева и досады; ему обмыли лицо, почистили праздничный костюм и бесплатно угостили кофе. Какая-то женщина позвала Салку Валку и ей тоже предложила бесплатно кофе, потому что у нее умер брат. Здесь сидел какой-то пьяный парень и декламировал стихи. Кто-то вздыхал и жаловался на житейские невзгоды, но девочка молчала. Пьяный пытался задержать взгляд на ее лице, но хмельной угар заволакивал его взор. Он декламировал: