Сальери - [63]

В книге А. Д. Улыбышева «Новая биография Моцарта» читаем: «Если уж так нужно верить слухам, которые еще находят отголоски, то один из них отметился жутким действием — Сальери отравил Моцарта. К счастью для памяти итальянца, эта сказка лишена как оснований, так и правдоподобности, она так же абсурдна, как и ужасна»^{338}.

Отметим, что Александр Дмитриевич Улыбышев — известный музыкальный критик, сын русского посла в Саксонии, много лет живший за границей. И книга его была издана на французском языке в 1843 году, то есть за 120 лет до выхода вышепроцитированной статьи о том, как признания Сальери «в совершенном преступлении стали достоянием широких кругов европейской общественности».

Еще раз для совсем непонятливых: версия об отравлении Моцарта Сальери НИКОГДА и НИКЕМ не была подтверждена. Сальери был осужден на основании непроверенных слухов, повторение и «творческое развитие» которых недостойны образованного человека.

Чтобы раз и навсегда покончить с этой нелепой версией, надо еще раз подчеркнуть, что у Сальери просто не было причин убивать Моцарта. Как мы уже наглядно показали, при жизни последнего его слава была более чем скромной и не могла сравниться с той, что пришла к нему уже после смерти. Конечно, в узких музыкальных кругах таланту Моцарта отдавали должное, но те самые «широкие круги европейской общественности» многие его произведения, сегодня считающиеся шедеврами, встречали более чем прохладно. Так что для Сальери, увенчанного всеми возможными регалиями и преференциями, Моцарт был величиной малозначимой. Соответственно, он просто никак не мог завидовать зальцбуржцу.

В связи с этим Эрнст Вильгельм Гейне специально подчеркивает, что «Моцарта преследовали в последний год его жизни такие неудачи, что, при всем желании, невозможно найти следов соперничества между ним и Сальери и уж совсем нельзя говорить о действительном мотиве убийства»^{339}. Всё было с точностью до наоборот: страдающий от вечной нехватки средств Моцарт завидовал Сальери, чего он и не скрывал от своих родственников и знакомых.

Что же касается Сальери, то, будь он патологическим завистником, мир бы прежде времени лишился и других великих композиторов, которые, кстати, были его учениками: Бетховена, Листа и Шуберта, чей гений явно не меньшего масштаба, чем у Моцарта. Почему же он не заставил замолчать и их? Почему так усердно передавал им секреты музыкального мастерства и прославлял их творчество?

Возможно, незадолго до смерти Моцарт и сказал своей жене, что его отравили. Но эти слова композитора (если они, конечно, были сказаны!) конечно же следует понимать в иносказательном смысле, а именно: к безвременной смерти Моцарта привело безуспешное стремление добиться такого же успеха, как у того же Сальери, успешная судьба которого сильнее любого яда отравляла жизнь Вольфганга Амадея Моцарта…

И тут же, наверное, уместно будет сказать, что не было никакого таинственного «черного человека», который якобы день и ночь не давал покоя Моцарту, заказав ему «Реквием». Не было никакого, если верить Пушкину, «виденья гробового». И уж конечно, это был не Сальери.

Доказательству последнего утверждения целую статью посвятил Ален Дюо. Статья эта была опубликована 16 июля 2011 года в газете «Фигаро», и мы приводим ее практически без сокращений:

«Моцарт не получал от Сальери заказ на “Реквием”

Она была красива, даже очень красива — молодая жена графа Франца фон Вальзегг-Штуппах. У нее была бледная кожа, красные, как вишни, губы, большие ментательно-нежные глаза. Ее звали Анна, и ей было 20 лет. Ее муж, граф Франц, 28 лет, был без ума от нее. Он смотрел на нее, как курица на своих цыплят, он ловил каждую тень на ее лице, он любил гулять с ней в саду своего замка. <…> О нем говорили, будто он “взбалмошный” и “странный”, но все признавали за ним две страсти, управлявшие его сердцем и его существом: это были музыка и его молодая жена Анна.

Музыку он любил по-разному: он ее играл, конечно же используя различные инструменты, собранные им в его замке. Но еще он регулярно собирал оркестр, чтобы порадовать своих друзей концертами, которые те слушали в пол-уха, но в конце восхваляли отличный вкус хозяина дома. Итак продолжалось долго…

Но вот однажды к нему пришла страсть к сочинительству! Он очень старался, но результаты не приходили: просто граф Вальзегг не был виртуозом и не имел того, что необходимо композитору — ни вдохновения, ни техники. Но при этом он неосторожно пообещал своим друзьям дать им послушать пьесы собственного сочинения. Надо было держать слово, а посему он решил заказать различные произведения у нескольких иностранных композиторов… выдав их потом за свои. <…>

Подобные мистификации продолжались несколько лет.

Другой страстью графа Франца Вальзегга, как уже говорилось, была его жена. Он смотрел на нее, восхищался ее бледностью, делавшей ее кожу почти прозрачной, говорил ей нежные слова, давал послушать музыку, а потом, когда она уставала, провожал ее в комнату, обитую бархатом. Однако 14 февраля 1791 года тихая и прекрасная Анна умерла, и земля ушла из-под ног графа. Ей было всего 20лет. <…>Граф Вальзегг плакал, кричал, выл, перестал есть и даже забросил занятия музыкой, затянув окна замка черной тканью. Дни и ночи проходили в замке Штуппах, превращенном в гробницу. А потом он вдруг решил построить мавзолей для своей дорогой Анны, такой мавзолей, что соответствовал бы любви, сжигавшей его.