Салажонок - [31]

К вечеру было погружено все, что возможно, и комфлот приказал сниматься. Первыми ушли транспорты, за ними «Пролетарий» вывел землечерпалку, — ее тоже не годилось сдавать белым. Потом стали выходить боевые суда. Истребители, как всегда, оставались последними.

Истребителям, как всегда, нашлась работа: взорвать и сжечь все, что не должно было попасть в руки врага. Дудаков занялся подъемными кранами на стенке и брошенными цистернами горючего, а Безенцова с командой «Смелого» послал уничтожить поезд коморси.

Шли молча. Несли с собой подрывные патроны и бидоны с бензином. Вдалеке за городом, точно хворост в печи, трещал ружейный огонь.

Седенький железнодорожник плакал крупными слезами и показывал, как делать. Патроны заложили под цилиндры паровоза, а бензином облили вагоны и путь кругом. Кончили в десять минут. Команду Безенцов отправил на истребитель, а сам остался у бикфордова шнура ждать сигнала к взрыву.

Васька тоже остался. Он ослушался приказания, но иначе поступить не мог: не время было терять Безенцова из виду. Для порядка он на несколько шагов отошел с командой и, незаметно отвернувшись, прилип к фонарному столбу.

В эту ночь фонари в порту не горели. Густая темнота лежала неподвижно. Только вверху по редким звездам ползли тени туч. С моря шел ровный, знакомый гул прибоя, и в воздухе пахло всегдашними портовыми запахами — кислым дымом и сыростью. Странно было думать, что привычная, хрустящая от угольной пыли земля должна была стать неприятельской. Странно было расширенными глазами смотреть на черного, точно окаменевшего Безенцова.

Из-за вагонов внезапно выкатилась круглая фигурка. Размахивая руками, она моталась из стороны в сторону и бормотала. Васька отчетливо услышал:

— Они все хотят истребить, разнести, распотрошить, а все это, понимаете или нет, стоит хороших денег.

— Манганари? — негромко спросил Безенцов. Тень шарахнулась, но, видимо, узнав голос, остановилась.

— Да, это я, и ни чуточки не пьян. Я только для праздника…

— Уходите. Здесь вам не место.

— Ухожу, ухожу, но только скажите на милость…

— Уходите. Сейчас здесь опасно, — и Безенцов неожиданно замолк, а потом повернулся: — Салага?

— Есть! — откликнулся Васька. Он дрожал от нетерпения, но голос ему не изменил. Как мог Безенцов его увидеть?

Безенцов его не увидел, а угадал. Помолчав минуту, он заговорил, чуть растягивая слова:

— Хорошо, что ты остался. Сбегай доложи начальнику: все готово.

Васька побежал, обогнул ближайшую теплушку, осторожно вылез с другой ее стороны и замер. Сдаваться не годилось. Теперь он не мог слышать, о чем говорил Безенцов с человечком, но все-таки их видел.

— Что тут делаешь? — над самым ухом спросил Дымов. Он спросил еле слышно, но Ваське его шепот показался выкриком. Чтобы оправиться, он должен был глубоко вздохнуть, и от этого кольнуло в простреленном легком.

— Послан доложить начдиву, — с трудом зашептал Васька. — Не пошел. Выпустить боюсь.

Дымов крепко стиснул ему локоть. Потом выпрямился:

— Идем!

Безенцов стоял один. Увидев Дымова, пошел ему навстречу, но почему-то остановился. В темноте трудно было судить, однако показалось, что он положил руку на кобуру.

— Товарищ командир! — окликнул Васька.

— Да? — дернувшись, отозвался Безенцов. Теперь обе его руки наверняка были за спиной.

— Все как есть налажено, — совсем по-обычному сказал Дымов. — Сейчас сигнал дадут. — И, точно по сговору, от берега докатился долгий свисток.

Безенцов вынул зажигалку. Она не зажигалась, и он чиркал несколько раз подряд. Синие искры били из-под его пальцев и неживым отсветом вспыхивали на лице. Казалось, что оно корчится, хотя на самом деле ни один его мускул не двигался.

Наконец сверкнул круглый огонек. Шнур зашипел, и комиссар кивнул:

— Теперь на истребитель.

Безенцов послушно пошел. Ноги его двигались будто против воли, будто плохо сгибались. Отойдя с полсотни шагов, он вспомнил:

— Субчики тут всякие шатаются. Еще вырвут шнур.

— Обожди, — сказал комиссар. Ровным шагом прошел до места, осмотрел шнур, потрогал пальцем запал — сухой ли, и вернулся. Никаких беспорядков не оказалось. Значит, Безенцов понимал, что его с кем-то видели, и хотел оправдаться.

Долго шли молча. Потом Дымов, точно нечаянно, спросил:

— Встретил кого?

Нечаянно ли? Безенцов взглянул на него в упор, но понять не смог. Потом быстро ответил:

— Был тут один. Банабак какой-то. — И не сразу добавил: — Пьяный.

Больше разговоров не было. До самого берега шли занятые своими мыслями, темные и напряженные до предела. В любой момент это напряжение могло прерваться, и о том, что тогда случилось бы, не хотелось думать.

— Посмотрю, как у кранов, — вдруг сказал Дымов и пропал в темноте. — Шагай, товарищи, на корабль.

Теперь Безенцов пошел еще медленнее. Ему определенно не хотелось уходить. Он высморкался и долго мял платок. Наконец сунул его в карман и остановился:

— Зажигалку выронил, черт бы ее взял. Выпала, когда платок доставал. Иди, догоню. — И повернул назад.

— Стой! — вскрикнул Васька, но сдержался. Действовать следовало осторожно: у Безенцова был револьвер. — Товарищ командир, возьмите мою. Ваша худая, а мне все равно ни к чему.