Саланга - [11]

11

Сэм очнулся от того, что все его тело болело, а кожа горела огнем. И еще кто-то ругался над самым его ухом. Голос был очень знакомым и приятно отдавался внутри. — Чтоб тебя на мелкие куски разорвало! Зачем ты полез в этот чертов тоннель?! Тебе что, делать было нечего?! Только такие дураки, как ты, так и поступают! Не смей умирать! Я тебя ненавижу! Если ты умрешь, я выкину тебя прямо здесь! Пусть тебя съедят рыбы! Сэм приходил в себя. Он вспомнил, что голос принадлежит саланге. Судя по всему, она ругала именно его. — Эй! — прохрипел он. — Я почти оглох. Не кричи так громко. Он с трудом приоткрыл один глаз. Саланга замолчала на полуслове, открыв рот. В глазах ее стояли слезы. — Ты жив! — Если бы я даже умер, то вернулся бы обратно, чтобы выслушать все, что ты обо мне думаешь. — Господи, ты жив! — саланга судорожно стала вытирать слезы. — Я думала, ты умер. Я не чувствовала тебя! Совсем не чувствовала! — Где мы? — На корабле. Поднимаемся вверх. Скоро будем на воздухе. — А что со мной случилось? — Эта гадость все-таки достала тебя. Ты бы видел, на что похож твой скафандр. Если бы не он, от тебя живого места не осталось бы. — А так? — А так, только ожоги, да обморок от перенапряжения. Наверное. Я точно не могу сказать. Анализатор сломался. — Сломался?! — Да, корабль тоже задело. — А что еще сломалось? — Сэм чувствовал, что она что-то недоговаривает. — Да так, по мелочи. — А конкретнее? Саланга взглянула на него и сказала: — Компас, радио, обогрев, кислородный обмен, пищеблок. — То есть осталась только оболочка. — И руль. — Да, и руль. Здорово. — Ну, нас ведь могут искать. — Конечно, дорогая. Только найти нас будет очень сложно. — Ничего, мы из стольких бед выходили, что отделаемся легким испугом. — Очередная беда всегда может оказаться последней. Сэм замолчал. Он устал и хотел спать. И новые беды совсем не радовали его. Через час они поднялись наверх. Светило солнце и они открыли дверь. Свежий воздух ворвался внутрь. Сэму стало легче. Они провели полную ревизию запасов. Пищеблок работал только в резервной позиции, что означало вдоволь воды, но еду только на одного. Кислородный блок они так и не смогли починить. Обогрев перенастроили на питание солнечной энергией и на ночь у них был теплый дом. От компаса и радио не осталось даже следа. Когда Сэм увидел свой скафандр, он понял, что родился в рубашке. Толщина скафандра была такой маленькой, что он был прозрачным, как фольга. Большая его часть была покрыта коростой и, стоило до нее дотронуться, крошилась, оставляя дыры. Цвет вместо насыщенного зеленого был пепельно-серый. Скафандр починке не подлежал. Они провели в море две недели. Сэм большую часть времени спал, а оставшееся время дышал свежим воздухом. Он постоянно хотел есть, но глядя на худеющую салангу, отказывал себе в еде. Он не знал, что она делит порции не поровну, а отдает ему три четверти. Когда их, наконец, нашли, Сэм уже почти вылечился. Ожоги сошли, на их месте появилась розовая младенческая кожа. За два часа они долетели до берега, где их уже ждали Моритэль и другие жители города Красивых Снов. Они вышли из бота и саланга, сделав пару шагов навстречу, упала в обморок. Сэм еле успел подхватить ее. Она была легкой, как перышко. Все охнули и обступили их. — Давай, мы понесем ее! — Сейчас принесут носилки! — Нет, — отрезал Сэм, — я сам понесу ее. Полетели, скорее, в город. Он не выпускал ее из рук, пока они садились в корабль, летели в город, заходили в дом Моритэля. Сэм бережно положил салангу на кровать и сидел рядом с ней, держа ее за руку, пока не пришел доктор с анализатором в руках. — Выйдите отсюда! — тоном, каким обычно разговаривают все врачи, приказал он. Сэм вышел и сел в двух шагах от двери. Доктор не выходил очень долго. Наконец, дверь открылась. — Ну, что? — вскочил Сэм. За ним в комнате стояло еще человек двадцать. Все напряженно ждали. — Голодный обморок, общее истощение. Никаких особенных болезней нет. Нужен только покой, хорошее питание, свежий воздух и положительные эмоции. В комнате раздался вздох облегчения. — Первые два дня, — продолжал доктор, — никаких посещений. Потом визиты не более двадцати минут в день. Постельный режим в течение месяца. Если вы не будете соблюдать инструкции, я умываю руки. — Будем, будем! — дружно заговорили все и замахали руками на доктора. — Мне нужна добровольная сиделка. — Я буду сиделкой, — сказал Сэм. — Вы? — доктор взглянул на него так, будто у него на носу были очки и он смотрел поверх их. — Вы, молодой человек, сами нуждаетесь в постельном режиме. А мне нужен помощник, а не пациент. — Сиделкой буду я, — сказал Сэм чуть громче. Доктор взглянул за его спину на Моритэля. Тот закивал головой. — Ну что ж. Пусть пока будет так. Но если вы не справитесь, хуже будет не вам, а ей. — Я справлюсь. — Ну, тогда идите к своей больной. Ей сейчас как раз нужна сиделка, чтобы покормить ее с ложки. Сэм зашел к саланге в комнату. Она сидела в постели. — Привет! — Привет! — Как ты чувствуешь себя? — Неважно. — Есть будешь? — Буду. И он стал кормить ее с ложечки, как маленького ребенка. Все эти две недели Сэм не отходил от саланги. Он кормил, мыл, одевал ее, расчесывал волосы и менял постель. Она засыпала, держа его за руку, и просыпалась, чувствуя что он уже в комнате. Наконец, доктор разрешил ей ходить. Первую прогулку она совершила до входа в дом, где Сэм поставил ей стул. Саланга сидела и грелась на солнышке. Через месяц после их прибытия она совсем выздоровела и настал час трудного разговора. Они сидели у входа в дом Моритэля. — Мне надо улетать, — сказал Сэм. — Я знаю. — Ты полетишь со мной? — Извини, я не могу. Если бы я была хотя бы тумиолангой, я бы с радостью бросила здесь все. Но без леса мне не жить. — Леса есть и на Земле. — Да, только там я чужая. Ты же понимаешь, что я и года не проживу, если улечу отсюда. — Да, я понимаю. Значит, разговор исчерпан. — Да. Извини. Сэм встал и пошел в дом. Он собрал свои вещи и вышел. — Я лечу обратно вечерним рейсом. Проводишь меня? — Конечно. Больше за этот день не было сказано ни слова.