Саламина - [93]

Мы выехали на равнину в сумерках и быстро направились к станции. Около нее прогуливались два датчанина; они уставились на нас. Уверенный, что их восхищенные взгляды направлены на меня, я откинулся назад с тем умышленно небрежным видом, который служит признаком умения хорошо править. На следующий день я познакомился с этими датчанами — с управляющим, господином Шульцем, и его женой.

— Так это были вы! — воскликнули они вместе и рассмеялись. — А мы на вас и не смотрели. Мы глядели на собак. Эти собаки, решили мы, не здешние.

XLVIII Столица

Столица Годхавн, 14 апреля; шестнадцать дней как мы выехали из дому. В нашем распоряжении неделя; езды же до Хольстейнборга на лодке три дня.

В Годхавне было четыре моторные лодки: губернатора Гренландии, полярной станции, «Краббе», принадлежавшая раньше экспедиции Вегенера, и «Авангнамиок». Моторная лодка губернатора, как и следует, предназначена только для официальных высоких особ; лодку полярной станции в это время нельзя было спустить на воду; «Краббе» и «Авангнамиок», по-видимому, можно было и арендовать и спустить на воду.

Гренландия — государственная монополия, закрытая для случайных туристов и иностранных предпринимателей. Путешественник попадает здесь в странное положение. Теоретически у него должно быть решительно все свое: крыша над головой, то есть палатка; лодка для передвижения и собственные заправочные станции для ее нужд; пища. Теоретически человек со средствами может здесь умереть с голоду среди изобилия. Он не может ничего требовать, потому что правительство, которому принадлежат дома, лодки и склады, не правительство, выбранное народом, а назначенное править народом, к которому белолицый путешественник не имеет никакого отношения. И хотя, вероятно, ни один начальник торгового пункта, кроме Троллемана, никогда не отказывал постороннему в продаже товаров, права на это посторонние не имеют.

В Уманаке надо просить, чтобы вам дали разрешение на закупки.

— Могу ли я, сэр, отнять у вас немного вашего драгоценного времени и попросить быть настолько любезным, чтобы отпереть ваш склад и разрешить мне, если вы будете так добры, купить фунт гвоздей.

Если случайно вам все время не отвечают на письменные просьбы о каком-нибудь нужном товаре, то нельзя требовать его слишком настойчиво. Это свойственно любому правительственному учреждению, сам принцип организации виноват в этом. А в таких монополиях, как Гренландия, положение спасает только почти неизменная вежливость чиновников.

Так получилось, что я, не имея никакого права требовать лодку, явился на прием к губернатору и попросил у него ее в виде одолжения. Он принял меня с чрезвычайной любезностью. За рюмкой портвейна, выразив свои надежды и рискнув изложить просьбу, я сразу нашел в нем друга, который, занимая важный пост, видит много трудностей, знает о препятствиях, задержках и возможных случайностях, о чем я в своей опрометчивости не подумал. Ах, если бы мы в молодости получали такие советы! И к ним еще немножко стрихнину, мышьяку или веревку, чтобы при их помощи последовать такому совету. Но он намерен обдумать этот вопрос, а пока что распорядится, чтобы осмотрели лодки и доложили ему об их состоянии. Как прекрасна жизнь!

Я ушел от него окрыленный. Оставалось пять дней, нет — семь! Судно, как я уже знал, опаздывало на два дня. Проехать такое расстояние и не попасть вовремя! Нужно быть на пристани в Хольстейнборге, как обещал! Такие мелочи имеют громадное значение; мне казалось, что я живу только для того, чтобы выполнить это обещание. Я побежал на радиостанцию и отправил радиограмму: «Буду встречать».

На следующий день явился к губернатору, конечно, слишком рано.

— Еще не выяснено, — сказал он, улыбаясь. — Мы не можем делать все так поспешно. Я займусь этим во второй половине дня.

— Ну, конечно! — воскликнул я. — Извините меня.

Видите ли, когда бродишь по свету самостоятельно и делаешь в общем все для себя сам, то как-то перестаешь сознавать, что не всякий задуманный план можно выполнить за одну минуту. Я чувствовал себя немного пристыженным.

На следующий день явился в полдень: губернатор принял меня очаровательно. У него были для меня приятные новости: он уже послал распоряжение об осмотре лодок.

— Увидим, что можно сделать, — сказал он.

Вот хорошо, подумал я, уходя, потому что тем временем успел узнать от гренландцев, что «Авангнамиок» в плохом состоянии, но «Краббе», когда ее вытаскивали на берег на зиму, была в абсолютном порядке и, надо полагать, и сейчас в хорошем состоянии. Итак по глупости я в тот же вечер пришел к губернатору. Он, я думаю, был немного удивлен, но при своей вежливости скрыл это очень хорошо.

— Доклад, — сказал он, — уже получен. Мне делают перевод. Он будет готов попозже.

— Заходите, — сказал губернатор ласково, когда я явился на следующий день, — заходите, садитесь. Мы сейчас это обсудим.

Ох, я чуял, что дело плохо: губернатор был так ласков и как будто немного грустен. Он налил мне и себе портвейна.

— Садитесь, — пригласил он. Затем тихонько, нерешительно откашлялся и заговорил.

— Я прочел доклад, мистер Кент, и должен, к сожалению, сказать, — он кашлянул, — что выводы его неблагоприятны. Видите ли, мистер Кент, мотор «Краббе» требует ремонта. Боюсь, что он в очень плохом состоянии. Да, так вот неудачно получается.