Саламандра - [6]

Тем временем сарацин в юрте, наконец, сменил песню на более веселую и громкую, и это было Золотареву на руку. Немедля, он стал обходить сидящую парочку сбоку, изготовившись для страшного удара, но все еще оставаясь пока под прикрытием кустов.

Вдруг один из воинов встал и медленно направился в сторону Золотарева. Второй, не поворачивая головы, остался сидеть. Петр притаился, лихорадочно соображая, как поступить. Силы сарацин оказались рассредоточены по стану — с одной стороны, это было хорошо, с другой, не очень. Сейчас меч-кладенец не годился. Золотарев вложил его в ножны и мягко, по-кошачьи скользя по сырой траве, пошел за воином. Каково же было его удивление, когда он понял, что это женщина. Она, далеко не отдаляясь, за первым же большим кустом присела справить нужду. Оружия, кажется, при ней не было. «Тем проще, — подумал Золотарев. — Хотя женщина все-таки… Нет, сарацины есть сарацины! Наслышан я об ихней жестокости… У них и бабы дерутся не хуже мужиков! А Женщина есть только одна — Марфушка». При воспоминании о своей возлюбленной, его сразу бросило в жар.

Действовать надо было быстро. Он принялся подкрадываться к сарацинке сзади, но, видимо, что-то услышав или почувствовав, она резко обернулась и в ужасе взвизгнула, широко раскрыв красивые, с поволокой глаза. В то же мгновение Золотарев что есть силы прыгнул, опрокинул ее и клещами сомкнул на ее тонкой шее свои не к месту дрожащие пальцы. Они покатились. Сарацинка хрипела, тщетно пытаясь оттолкнуть его от себя, белки ее глаз выкатились, ярко заблестев на фоне темной кожи, а изо рта пошла пена. Петр сжимал пальцы все сильней.

С берега донесся какой-то вопрос, а потом раздался ехидный смешок Проклятье! Он обнаружил себя! Но, кажется, второй сарацин, молодой мужчина, крик всерьез не воспринял. В юрте по-прежнему играли.

Сарацинка конвульсивно задергалась и вскоре обмякла. Подержав для верности свою хватку еще немного, Золотарев обшарил женщину, но ничего интересного не обнаружил. Странно, отметил он по себя и поднялся. С берега еще раз что-то крикнули. Слова были знакомые, но их смысл от Петра ускользнул. Он выхватил меч-кладенец и, практически не скрываясь, пошел вперед. Сарацин еще раз крикнул и засеменил навстречу Золотареву.

Они столкнулись, и Петр сразу же ударил. Мужчина удивленно вскрикнул, схватившись за воткнутый в живот клинок, но не предпринимал попыток его выдернуть. Золотарев мрачно улыбнулся.

— Что, мразь, не ждал? — и резко провернул меч.

У того забулькало. Выпучив глаза, словно не проснувшийся до конца теленок, сарацин тупо замотал головой и закачался.

— Ч… что… к… кто… — просипел он.

Петр выдернул кладенец, все еще злорадно улыбаясь. Мужчина удивленно посмотрел на свои окровавленные руки и привалился спиной к дереву, хватая ртом холодный воздух. По его подбородку побежала тоненькая струйка черной крови. Сарацин застонал и закрыл глаза. Одним точным ударом Золотарев отсек ему голову. Бездыханное тело грузно свалилось на землю.

В юрте к этому времени играть перестали, и возник какой-то шум. Золотарев встревожился. Там должно было остаться еще двое. Может, смена караула? Он отбежал в сторону и присел в кусты. Никакой тактикой боя Золотарев не владел, поэтому приходилось импровизировать, но пока все шло удачно.

* * *

Полы юрты с треском распахнулись, и ночь прорезал сноп света. «Дьяволовы штучки! — подумал Золотарев. — Не будут же нормальные люди жечь костер в хижине, не имея при этом дымохода!» На улице появился довольно высокий воин. Будучи, видимо, под хмельком, он весело огляделся и нетвердым шагом направился к месту, где сидели до того те двое.

— Эй! — зычно крикнул он, но, не дождавшись ответа, неуверенно остановился.

Обуяла тут внезапно Петра ненависть святая, злоба священная. Бросился он молнией на врага лютого, непримиримого с отвагой невиданной, да с кличем устрашающим. Да беда с ним приключилась нежданная — зацепилась нога его за предательский корень, и упал Петр на сыру землю, да так, что искры посыпались из очей ясных. Выронил он заветный меч-кладенец. А сарацин как закричит вдруг голосом жутким, заверещит что-то по-своему! Не успел Золотарев подняться, бросилась вражина поганая к юрте, схватила копье длинное, вострое и шасть на Петра! Еле увернулся от удара гибельного наш молодец, только плечо оно задело, разорвав рубаху парчовую, с любовью ему Марфушкой подаренную. Откатился в сторону Петр, зачерпнул пригоршню песку и кинул ворогу в глаза! Не волшебный порошок королевы, но все ж. Выронил копье сарацин, завертелся на месте, что бешеный волчок, закричал снова, заголосив на все лады, на помощь себе призывая.

Из юрты еще один появился, четвертый воин с огромным боевым топором. Только, вестимо, убоялся он сильно Петра, не стал подходить близко. Здоровяк-сарацин подскочил к нему и выхватил топор, а самого оттолкнул назад. Последний тоже женщиной оказался! А Золотарев уже поднялся и начал шарить вокруг в поисках меча, но нет его, словно черти унесли!

Заревел торжествующим быком здоровяк-сарацин и пошел в атаку. Чует Петр, плохи его дела. Что делать?! Стал тогда он отступать в смятении. И вдруг, откуда ни возьмись — ящерки! Его верные слуги! Десятки, сотни, тысячи, и большие, и маленькие, со всех сторон, даже сверху падали! Красные, желтые, синие, зеленые и протча — да светятся все ярко, будто солнышко — совсем светло на поляне стало! Облепили они плотным слоем сарацина, живым ковром, совсем того видно не стало. А ящерки все прибывали и прибывали и вот уже пылающий всеми красками радуги двухметровый шар на земле лежит. Вся окрестность осветилась, день настал!