Сакрамента - [9]
Дона Сакрамента, высокая и стройная брюнетка, отличалась строгой, величественной грацией. Дона Жезюсита, наоборот, была белокура, миниатюрна и вся — само движение, порыв. По странной случайности, что, впрочем, их только украшало, у брюнетки Сакраменты глаза были голубые, как лазурь, а у белокурой Жезюситы — матовые черные.
Только тогда, когда дон Гутьерре и его племянник подошли почти к самой беседке, девушки сделали вид, что их заметили. Они вдруг вскочили с места и поспешили навстречу мужчинам с возгласами удивления.
— Девочки, — сказал дон Гутьерре, — я привел к вам вашего кузена, дона Мигуэля… он проведет с нами несколько дней… я передаю его в ваши руки, чтобы вы хорошенько его побранили за то, что он так долго не был у нас.
— Мы с удовольствием сделаем это, отец, — сказала Сакрамента и сразу же обратилась к молодому человеку: — Фи, сеньор, как нехорошо с вашей стороны забывать своих близких родственников.
— Бедный молодой человек, — томно заметила Жезюсита, — может быть, его удерживали какие-нибудь дела, и он не так уж виноват.
— Сеньориты, — отвечал дон Мигуэль, почтительно кланяясь, — я готов безропотно покориться вашему приговору, но смею надеяться, что вы не осудите меня, не выслушав моих объяснений.
— Ну, нет. Этого-то вы ему ни в каком случае не позволяйте, — смеясь, сказал дон Гутьерре. — Если вы позволите ему объясниться, то он наговорит вам такого, что вам волей-неволей придется его простить.
— Вы жестоки ко мне, дядюшка, — улыбаясь, отвечал молодой человек, — но я уповаю на беспристрастную справедливость моих прелестных кузин и совершенно спокойно отдаю свою судьбу в их руки.
— Не рассчитывайте на это, кузен, все ваши комплименты и хитроумные уловки вам не помогут. Предупреждаю, мы будем судить строго, — сказала Сакрамента, грозя ему пальчиком.
— Я буду защищать вас, кузен, — вмешалась Жезюсита.
— Ах! Сестра! Как же так?.. Ты меня покидаешь!.. Что же я могу сделать одна?
— Вы должны простить меня, даже если я и виноват, кузина, потому что, как бы ни была велика моя вина, ее превосходит мое почтение и восторг перед вами.
— Ну, вот, — проговорила она улыбаясь, — вот я и обезоружена с самого начала? Молчите, сеньор, я не хочу вас слушать, я страшно зла на вас.
— Не поможете ли вы мне, дядюшка? Не сжалитесь ли вы над моим бедственным положением?
— Нет, нет, разбирайтесь сами, как знаете, это меня не касается, я не стану вмешиваться ни за что на свете.
— Ну, кузен, тогда я вас не покину, — сказала Жезюсита, — я буду защищать вас перед сестрой, тем более, что она сгорает от желания вас простить.
— Неужели это правда? — вскричал молодой человек, невольно обнаруживая охватившую его радость.
Девушка бросила на него загадочный взгляд и, опустив голову и краснея, дрожащим голосом проговорила:
— Все это была лишь шутка. Вы знаете, кузен, что мы не просто рады, мы счастливы видеть вас.
— О! Благодарю вас, кузина, — сказал молодой человек с волнением. — Вы не можете себе представить, как мне приятно слышать эти слова из ваших уст.
— Ну, ну, — проговорил дон Гутьерре, — раз мир восстановлен, нам теперь здесь нечего делать… Пускай сеньориты продолжают заниматься вышиванием, а мы пойдем немного потолкуем о наших делах. Потом будет еще время для болтовни.
Молодежь, по всей вероятности, предпочла бы не расставаться и поболтать еще немного, но им пришлось повиноваться. Девушки снова взялись за вышивание, а дон Мигуэль, почтительно поклонившись им, последовал за доном Гутьерре.
Дон Гутьерре повел своего племянника в кабинет, выходивший в сад. Плотно прикрыв за собою дверь, дон Гутьерре уселся в кресло-качалку, пригласив дона Мигуэля располагаться в таком же кресле напротив него и предложил освежиться лимонадом или вином, стоявшими на столе посреди комнаты.
Затем дон Гутьерре уже совсем другим тоном заговорил о делах.
— Ну, какие вы привезли новости? Что вам удалось сделать? Вы ведь знаете, племянник, как необходимо нам, наконец, что-нибудь предпринять… Ну, говорите же скорее, умоляю вас!
— Как я и говорил вам раньше, дорогой дядюшка, — отвечал молодой человек, взяв со стола сигарету и закуривая ее, — я приехал только сегодня утром и поэтому был не в состоянии и выяснить, что тут у нас делается…
— Дела идут все хуже и хуже, племянник, — перебил его дон Гутьерре. — Теперь никто уже больше не может считать себя в безопасности… Мы все во власти бандитов, которые требуют с нас деньги по всякому поводу, а то и вовсе без повода, просто потому, что им так нравится… Честь наших семейств, даже сама наша жизнь для них ничто… Всем нам грозит опасность… Что же касается нас, испанцев, выходцев из Европы, то наше положение хуже всех остальных… Все мы, за редким исключением, трудолюбивы и работящи, а следовательно, и богаты. Негодяи, стоящие у власти в Веракрус, всячески пытаются возбудить против нас население страны… Они вооружаются для борьбы против нас всех… Бандиты — самая невинная кличка из тех, которыми они нас награждают. Им мало того, что они постоянно нас грабят и разоряют, нет, они еще убивают нас даже среди бела дня, на глазах восторженной толпы… Мои склады и магазины в Веракрус разрушены и разграблены, моя гасиенда в Керро-Прието сожжена дотла… Я пребываю в постоянном страхе, того и гляди, меня арестуют и расстреляют без всякого к тому повода и даже без суда. Вот какое мы теперь переживаем время, племянник! Как это вам нравится?
С дальними странами, морской стихией, индейцами, золотыми приисками и прочими атрибутами приключенческой литературы французский писатель Гюстав Эмар (1818–1883) познакомился вовсе не в библиотеке. Еще мальчишкой он сбежал из дому и устроился юнгой на корабль, стремясь во что бы то ни стало добраться до «страны чудес» – Америки. Двадцать лет странствий позволили будущему писателю впрок запастись захватывающими сюжетами. В романе «Короли океана», завершающем одноименный цикл, с удивительной яркостью воплотился сам дух приключений: атмосфера свободы, битвы на земле и на море, захватывающие любовные истории, гордые и благородные герои – пираты, авантюристы, безжалостные к врагам, но честные и справедливые.
XVII век. Панама. Отвергнутый сын короля Испании жаждет мести. Отплыв в Новый Свет, он присоединяется к грозному обществу флибустьеров и объявляет беспощадную войну своей родине на суше и на море.Гюстав Эмар (1818—1883) – писатель и путешественник, которого современники прозвали «французским Купером», прославился не только романами об индейцах, но и многотомным циклом о карибских пиратах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.