Сакральный эрос Третьего Завета - [23]

Самые ранние в хронологическом смысле свидетельства принадлежат Рене Тимми (псевдоним французского оккультиста Мориса Мегрэ), иногда подрабатывавшего журналистом. Его книга «Магия в Париже» была напечатана в 1934 году. Он называл Нагловскую «Вера Петрушка» и, очевидно, брал у неё интервью. Как и прочие, он упоминал, что она курила сигареты. Она была невысокого роста, прилично одета, без следа косметики на лице; как он сказал — «вы могли бы пройти мимо неё сто раз, не заметив». Её волосы он описывает как пепельно-светлые, коротко остриженные. И всё в ней, как он говорил, дышало благопристойностью. Лишь одна деталь облика характеризовала её — глаза. «Их сложно забыть, если они задержались на тебе хотя бы единожды». Он писал, что её глаза были синими, подобно леднику, или же подобно лезвиям кинжалов; были исполнены жизни и движения, и сияли огнём, горящим внутри. Помимо прочего, она рассказала ему, что ей нужен был зал, который принадлежал бы ей целиком — дословно цитируя, «Знаете, у меня есть только мечта отслужить Золотую Мессу…»

Следующий после Тимми свидетель — «Пьер Гейро», анаграмматический псевдоним католического священника аббата Гиадье. Можно было бы ожидать, что он будет антагонистом — но на деле он достаточно беспристрастен в своём описании Нагловской. Его книга «Les petites eglises de Paris» была опубликована в 1937 году. Он брал у неё интервью в её маленьком гостиничном номере, где она сидела на кровати. В его описании у неё был интеллигентный высокий лоб под светлыми волосами, глаза странного голубовато-зелёного оттенка, необыкновенно глубокие и живые. Также он говорил, что от неё исходила атмосфера удивительного целомудрия (вероятно, это было не то, чего он ожидал, учитывая ритуалы, которые она, по слухам, практиковала). Но, впрочем, важнее всего здесь то, что Гейро даёт весьма детальное свидетельство о ритуале посвящения Первой Степени, проведённом над Клодом д’Иже и ещё одним учеником Нагловской (позже оказалось, что это был Марк Плуке). Из свидетельства становится ясно, что Гейро уже знал д’Иже, молодого поэта и студента, и, возможно, получил от него какие-то детали «гимнов» и «свидетельства о крещении» после самой церемонии. В 1970 году другой участник, Марк Плуке, выступил с собственным описанием того же самого действа (см. ниже).

Ещё один участник группы Нагловской, Анри Меслен, написал книгу под псевдонимом «Б. Анель-Хам», вышедшую в 1938 году. Он поведал нам о «великолепной церемонии», во время которой две молодые женщины были посвящены в Жрицы Любви при присутствовавших там журналистах. (Позже от Марка Плуке мы узнаем, кем была одна из этих женщин). Несмотря на то, что Меслен явно видел немало всего, большинство из его описаний выведены из материала, опубликованного в «Стреле». Он говорит: «Как мы можем видеть, эта любопытная доктрина упорядочивает интимные взаимоотношения внутри пары, одухотворяет любовь, но в то же время оставляет неприкосновенным её сексуальную сущность, и, суммируя вышесказанное, синтезирует ионический и фаллический культы в единое целое.» «Согласно Марии Нагловской, врата Рая открываются посредством священного соития.»

Очень важным свидетелем был Юлиус Эвола, но он не упоминал о своём участии до 1969 года, когда была опубликована книга «Metafisica del sesso», в 1983 году изданная в США под названием «Метафизика секса». Многие считают, что Эвола и Нагловская были любовниками в 1920‑е годы, когда та жила в Риме, и он как минимум должен был достаточно хорошо её знать. Но то, что он писал о её религиозной и магической практике, явно исходило от третьих лиц. Мы точно знаем, что Нагловская переводила дадаистское стихотворение Эволы на французский язык в 1920‑е годы, и только в этом виде оно и дошло до наших дней. Эвола также был автором статьи в первом выпуске небольшой газеты «Стрела» под редакцией Нагловской. И по теме учения самой Нагловской и приписываемого ей сатанизма Эвола высказался так: «Даже несмотря на то, что с виду всё выглядит иначе, там есть кое-что помимо простых фантазий (и достаточно далёкое от неизбежного «сатанинского» антуража, который здесь абсолютно не к месту).»

Последний из наших свидетелей, Марк Плуке — наиболее важный из всех. В 1984 году он написал биографию Марии Нагловской «La Sophiale». Очевидно, он был её любимым учеником, и, в свою очередь, он сам был к ней сильно привязан. Он называл её своей духовной матерью. Также он рассказывает о том, кем были прочие участники той группы (состав включает в себя Жана Картере, Камилля Бриена, Анри Меслена, Клода д’Иже и других). Я склонен верить, что «Марк Ивер», которого Плуке называет другом Нагловской, был на деле Марком Гивером, монпарнасским критиком искусства, имевшим некоторое влияние в середине 20‑х годов. К 1930 году он вышел из моды ввиду собственного традиционализма, но он мог быть тем меценатом, что помог Марии начать выпускать «Стрелу». Плуке очаровательно рассказывает о том, как Мария каждый день ходила в Приходскую Церковь Богоматери, размышляя там и медитируя, и как он сам всегда составлял ей в этом компанию, несмотря на то, что сидение в церкви было слишком скучным для него. Он даёт хорошее и полное деталей описание церемонии, в ходе которой его и Клода д’Иже произвели в Дворники (Посвящённые Первой Степени). Также Плуке сообщает о церемонии наречения двух молодых женщин (одной из которой была Джейн Пигкис, его жена) кандидатками в будущие Жрицы Любви. В конце 1935 года Нагловская сообщила Плуке, что её миссия завершена, и что она скоро оставит этот мир. Он был опустошён этим (как говорит он сам, даже больше, чем после смерти своей собственной матери). Также Мария сказала ему, что её учение не сможет быть распространено, пока не сменится два или три поколения. То, что учение Нагловской не исчезло окончательно с лица Земли — по большей части заслуга её верного ученика, Марка Плуке.