Сакалиба (славяне) в исламском мире в раннее средневековье - [147]
Помимо «логики», веским аргументом в пользу тождества в записке полян и части сакалиба могла бы случить интерпретация Д. Е. Мишиным названия города Вантита (Вабнита), находившегося возле пределов сакалиба, как Витичев. Действительно, древнерусский Витичев (ныне село Витачев на Киевщине) располагался в 40 км южнее Киева вниз по Днепру, на правом его берегу, т. е. в на южном пограничье бывшей земли полян.
Однако при трактовке полисонима Ва._._.т (Вантит, Вабнит) как Витичев необходимо, полагаем, учитывать следующее. Во-первых, опираясь на соответствующий комментарий к сочинению Константина Багрянородного (см.: [4. С. 318, прим. 25]), из всех имеющихся в летописании форм наименования города Д.Е. Мишин выбрал, с нашей точки зрения, наименее адекватную, самую испорченную — Вятичев: «Мне представляется вполне вероятным, что именно название «Вятичев» дало в восточных источниках написание Вантит " (С. 58). Обратимся непосредственно к данным письменных памятников.
Витичев в форме Βιτετζέβη [4. С. 46] (др. — русск. Витечев) впервые упоминается в составленном в 948–952 гг. трактате византийского императора Константина VII Багрянородного «Об управлении империей» в качестве «крепости-панктиота росов» (греч. панктиот могло означать здесь и «союзник», и «данник» [4. С. 316, прим. 18]) и являлся последним местом сбора их кораблей перед дальнейшим плаванием в Константинополь [4. С. 47].
Старейшие дошедшие списки «Повести временных лет» (ПВЛ), содержащиеся в Лаврентьевской (ЛЛ) и Ипатьевской (ИЛ) летописях, дают форму Оувѣтичи («въ Оуѣhтичихъ») [5. Стб. 273; 6. Стб. 249] (варианты: «въ Оувѣтичехъ» [6. Приложение. С. 19]; в Радзивиловской летописи и рукописи бывшей Московской Духовной Академии «Уветичехъ» [5. Cтб. 273, прим. 12], причем предлог «въ» в них отсутствует [5. Cтб. 273, прим. 10], что открывает возможность для прочтения «оу Вѣтичехъ», см. подобные примеры далее). В статье ПВЛ под 1095 г. говорится, что князь Святополк Изяславич «повелѣ рубити городъ на Вытечевѣ холму, в свое имя нарекъ Святополчь городъ» [5. Стб. 229] (варианты: «на Витчевѣ холмѣ», «на Витчевѣ холму» [5. Стб. 229, прим. 10], «на Вытечевьскомь холъмѣ» [6. Стб. 219], «на Вѣтеческомъ холмѣ» [6. Приложение. С. 17]). В ЛЛ в статье под 1151 г. упоминается «Витечевьский бродъ» [5. Стб. 331] и читается: «Изяславъ идяше по онои сторонѣ Днепра по горе, а лодьѣ его по Днѣпру же пришедшимъ имъ к Витечеву» [5. Стб. 331]; «переѣха Гюрги в лодьяхъ у Витечева» [5. Стб. 334]. В ИИ в статье под 1151 г. также говорится о «Витечевьском броде» [6. Стб. 424] и о том, что войска из Киева шли по правой стороне Днепра, а «лодьѣ» «по Днѣпроу же пришедше же и сташа на Витечевѣ» [6. Стб. 424] (вариант: «Вытечевѣ» [6. Стб. 424, прим. 62]). В той же летописи в статье под 1149 г. читается: «Изяславъ же ста пришедъ оу Витечева» [6. Стб. 378] (вариант: «оу Вѣтачева» [6. Приложение. С. 30]). В статье ИИ под 1177 г. говорится: «Приѣхав же Святославъ с полкы своими ста оу Витечева» [6. Стб. 604] (варианты: «Витичева» [6. Стб. 604, прим. 43], «оу Вѣтичева» [6. Приложение. С. 48]).
Здесь не место вдаваться в детальный анализ всех тонкостей «витичевской топонимии», требующих отдельного рассмотрения. Однако даже из приведенных летописных фрагментов вполне очевидно, что исходной являлась никак не форма Вятичев, а, вероятнее всего, *Вѣhти(е)чевъ. Дело в том, что древнерусская фонема h «представляла собой (если не во всех позициях, то во многих) протяженный гласный недостаточно выявленного качества. Она была близка к е и и и, по-видимому, произносилась как звук, средний между ними, т. е. как е закрытый, однако не смешивалась ни с и, ни с е [7. С. 30]. В последующем h во многих говорах русского и белорусского языков постепенно превратился в е; в некоторых русских говорах и в украинском языке совпал с и; в ряде украинских, белорусских и севернорусских говоров звучит или как дифтонг ие, или как напряженный (закрытый) ê, т. е. близко к первоначальному древнерусскому звучанию [7. С. 80].
Помимо того, нельзя исключать (в рамках предлагаемого в книге Д. Е. Мишина), что разбираемый полисоним стал известен анонимному автору записки через мадьярское языковое посредство; эту возможность следует принимать во внимание при лингвистических выкладках.
Во-вторых, у Константина Багрянородного Витичев упоминается применительно к ситуации середины Х в., в связи с тем, что город являлся пунктом сбора росов и крепостью на пути «из варяг в греки». Однако в IX ст. эта торговая артерия, как неоднократно отмечалось в историографии, еще не существовала на всем ее протяжении. Главные торговые связи между «северными народами» и югом осуществлялись в первую очередь по Волге и ее притокам (С. 177–179). Таким образом, функционирование Витичева в указанном византийским императором качестве на исходе IX в. остается под вопросом.
