Сахарное воскресенье - [5]

Шрифт
Интервал

- Nicolas, вчера во сне я видела медведя с содранной кожей, - ягодно пригубливает "Calon-Segur" императрица.

- А мне матрос Деревенько донес, что в Колпино живет младенец-пророк, рокфорно ковыряет в носу цесаревич. - И будто он попою своей разговаривает.

- России не нужны ни нагайки, ни конституции, ни "Капитал", ни медведи с содранной кожей, ни младенцы-пророки. - Николай мучнисто-пресно расстается с ванильным перламутром бинокля, делает мясорубочный жест пломбирному адъютанту.

Адъютант смальцево-солено-перечно выходит.

Каша толпы заполняет Троицкую площадь.

- Папочка, а что они хочут? - пастилно спрашивает Анастасия.

- Надо говорить - хотят, - креветочно поправляет ее Ольга.

- Они хотят сладкого, Настенька, - желточно гладит ее по куличу головы Николай.

Пшенно-перлово-рисово-мозгово-ливерно-яично-луковая няня под окнами Зимнего дворца.

Топленое масло январского солнца.

Пережаренный голос Гапона:

- На колени!

Толпа жиро-прогоркло опускается на подовые лепешки брусчатки.

- Обнажим хребты, братья и сестры! - шпигует Гапон.

Толпа тушено ворочается, расстегивая свою мясо-фаршированную капустность. Фабричные мусолят сало рубах, студенты рвут ветчину кителей, курсистки теребят вязигу коротеньких шубок, дамы орехово трещат скорлупой корсетов.

- Да помогите же мне! - масляно шипит, извиваясь жареным угрем, Оленька.

Рогаликовые пальцы Бориса расстегивают сзади цикорий ее платья. Оленька сливочно-карамельно вскипает и обнажает заварной клин ванильной спины:

- Экий вы... увалень!

Морковно-терто краснея, Борис шинкует ногтями редьку ворота своей манишки:

- Не сердитесь, милая Оленька. Просто... я очень...

- Ты чего распихался-то? - каравайно толкает его мясо-молочная баба с заветренной говядиной лица.

Борис горячекопчено валится на торт Оленькиной спины.

- Обнажимся! Обнажимся, братья и сестры! - соляночно булькает Гапон. Нам перед царем скрывать неча!

Горький перечно-пикульно рвет крючки на горячем расстегае шаляпинской шубы:

- Раздевайся, барин-боярин, мать твою об колено!

Шаляпин жарено-поросенково противится:

- Ну, Алеш... право... не все же делать как народ? Мы же гении...

- Скидавай меха, захребетник! - ливерно рычит Горький.

Шаляпин лангустово вылезает из мякоти шубы. Горький, лимонно-цедрово разорвав рубаху на своей свежемороженой груди, тычет вобло-вяленым пальцем в переваренную лапшу спинообнаженной толпы:

- Гляди, на чьей спине мы пишем и поем!

Шаляпин петрушечно-укропно вглядывается. Непропеченный калач его лица молочно морщится. Водочно-зверобойно-померанцевые слезы текут из пьяновишенных глаз певца.

Белые шоколадины дверей растворяются, в обеденный зал жаренокефально вбегает адъютант. За ним двое студенистых поручиков лейб-гвардии Гренадерского полка кофейно вкатывают пулемет. Восемнадцать крутояйцевых солдат вносят деревянные ящики с одинаковыми печатными пряниками надписей:

ЛЕНТА ПУЛЕМЕТНАЯ

ПУЛИ САХАРНЫЯ

Сахарный заводъ К. и П. Вишняковыхъ

Адъютант вафельно распахивает окно, поручики жженопуншево устанавливают пулемет на подоконнике, хересово открывают первый ящик. В нем блинносвернуто лежит пулеметная лента с сахарными пулями. Солнце сливочно плавится на их сладких боках.

- Крепок ли рафинад? - пирожно спрашивает царь, подходя.

- Наикрепчайший, Ваше Величество! - бокально звенит шпорами адъютант.

- Заправляйте, - шампиньонно командует Николай.

Поручики заправляют сладкую ленту в пулемет.

Царь омарово натягивает перчатки, сковородно берется за ручки пулемета, бруснично поправляет прицел.

- Господи, благослови государя! - рулетно произносит Столыпин, и все марципанно крестятся.

Николай сладкоперечно прищуривается на толпу и инжирно нажимает гашетку.

Длинная пулеметная очередь рафинадным веером карамелит толпу. Сахарные пули впиваются в сало голых спин.

Толпа овсяно-кисельно вздрагивает.

Царь щербетно дает вторую очередь.

Куриная лапша полуобнаженных вскипает.

- Петр Аркадьевич, - лимонно-тортово предлагает Николай.

Столыпин кровавоколбасно вцепляется в ручки пулемета и маслинит толпу до тех пор, пока не кончается лента.

Поручики ликерно заправляют следующую.

После Столыпина шинкует генерал Куропаткин, фасолит князь Трубецкой, спагеттит граф Бобринский, макаронит адмирал Дубасов.

Толпа дрожжетестово ползет назад, оставляя на площади крошки раненых и убитых.

- Анафема! Анафема! - фрикаделит хряще-томатно дергающийся Гапон.

- Проклятые... за что? - харчевно хрипит сутулый мастеровой, бублично держась за голову.

В ржаной горбушке его головы торчит сахарная пуля.

- Мамочка! - вопит форшмаковая гимназистка, нашпигованная тремя пулями.

- Нет прощения! Нет прощения! - каплунно ревет свинотушеный молотобоец.

- Царь - убийца! - визжит картофельно-мундирный учитель геометрии, изюмно выковыривая куски рафинада из яичницы глаза.

Полуголый Шаляпин гарнирно тащит хрипящую воблу Горького.

- Алеша... милый... куда тебя?

- В бок... - какао-сахарно-пудрово кашляет Горький.

- Почему не меня? Ну почему не меня, мать вашу?! - сацивит семголицый Шаляпин.

Борис бутербродно несет потерявшую сознание Оленьку. Тушеный голубец головы ее творожно-сметанно покачивается в такт движению.


Еще от автора Владимир Георгиевич Сорокин
Голубое сало

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очередь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Метель

Что за странный боливийский вирус вызвал эпидемию в русском селе? Откуда взялись в снегу среди полей и лесов хрустальные пирамидки? Кто такие витаминдеры, живущие своей, особой жизнью в домах из самозарождающегося войлока? И чем закончится история одной поездки сельского доктора Гарина, начавшаяся в метель на маленькой станции, где никогда не сыскать лошадей? Все это — новая повесть Владимира Сорокина.


Норма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Доктор Гарин

Десять лет назад метель помешала доктору Гарину добраться до села Долгого и привить его жителей от боливийского вируса, который превращает людей в зомби. Доктор чудом не замёрз насмерть в бескрайней снежной степи, чтобы вернуться в постапокалиптический мир, где его пациентами станут самые смешные и беспомощные существа на Земле, в прошлом — лидеры мировых держав. Этот мир, где вырезают часы из камня и айфоны из дерева, — энциклопедия сорокинской антиутопии, уверенно наделяющей будущее чертами дремучего прошлого.


День опричника

Супротивных много, это верно. Как только восстала Россия из пепла серого, как только осознала себя, как только шестнадцать лет назад заложил государев батюшка Николай Платонович первый камень в фундамент Западной Стены, как только стали мы отгораживаться от чуждого извне, от бесовского изнутри — так и полезли супротивные из всех щелей, аки сколопендрие зловредное. Истинно — великая идея порождает и великое сопротивление ей. Всегда были враги у государства нашего, внешние и внутренние, но никогда так яростно не обострялась борьба с ними, как в период Возражения Святой Руси.


Рекомендуем почитать
"Хитрец" из Удаловки

очерк о деревенском умельце-самоучке Луке Окинфовиче Ощепкове.


Весь мир Фрэнка Ли

Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.


Спящий бог 018

Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.


Весело и страшно

Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.