Сахарная вата - [62]
Мне отчаянно захотелось прижать к себе Лаки, чтобы немного успокоиться, но она была наверху, спала на своей подстилке, а я не могла решиться на то, чтобы подняться самой по жутким скрипящим лестницам. Я попыталась позвать ее, но звук моего собственного голоса, отраженный эхом пустого дома, показался мне настолько странным, что я зажала себе рот ладонями.
А потом я услышала! Услышала! Скрипнула калитка. Кто-то шел по дорожке к дому.
Я сидела, застыв на старом диване, и ждала. Они были уже возле двери. Но не постучали. Раздался звук вставляемого в замок ключа, а затем я услышала, как открывается входная дверь.
Они вошли в дом.
Они уже шли по холлу, готовые схватить меня…
– Флосс, Флосси, милая?
– Папа! – выдохнула я и нервно рассмеялась. Смех получился каким-то дробным, неестественным, как в мультике: «Ха. Ха. Ха». – Пап, ты почему вернулся?
– Понимаю, что это глупо. Знаю, что ты прекрасно управляешься здесь одна.
– Да, пап.
– Но ничего не мог с собой поделать, не мог оставаться на месте. В голову лезло всякое. Понимаю, я сумасшедший, малышка, но, знаешь… Может, ты поедешь в прицеп Билли со мной?
– Хорошо, пап. У меня здесь все было в порядке, но если тебе будет так спокойнее, я поеду с тобой. Двинулись, – сказала я, скатилась с дивана и повисла у папы на руках.
Так началась наша новая жизнь. Каждый вечер я уезжала на работу вместе с папой в его фургоне. Мы ехали в большой гараж за станцией, прицепляли прицеп Билли и перевозили его на площадь перед станцией. Затем папа запускал генератор, разогревал фритюрницу, а я устраивалась в тесном, но уютном гнездышке в углу прицепа, подальше от глаз покупателей. У меня были две подушки и старая папина джинсовая куртка, в которую можно закутаться. Надевать свою теплую куртку мне было не нужно, внутри прицепа было тепло, даже жарко от фритюрницы, на которой шипел и потрескивал жир.
Сначала я делала там свои домашние задания (кроме математики, ее я списывала у Сьюзен перед началом уроков). Потом немного читала. Я начала читать старые школьные учебники, которые нашла в доме Билли. Они были написаны странным, устаревшим языком, но рассказы в них оказались очень интересными, нужно было лишь вчитаться в них. Чаще всего это были истории о бедных бездомных детях, которые просят подаяние на улицах Лондона. Как правило, у этих детей были жестокие отчимы-пьяницы и куча больных младших сестер и братьев. Иногда эти дети сильно кашляли, потом говорили, что видят ангелов, и умирали. Когда у нас не было посетителей, я читала отрывки из этих рассказов папе.
– Эти истории… Они не слишком расстраивают тебя, Флосс? – спрашивал папа. – У меня, например, от них мурашки по коже.
– А мне они нравятся, – отвечала я.
Когда люди начинали выходить из закрывающихся пивных, у нас появлялось много посетителей. Я не могла сосредоточиться, чтобы читать в таком шуме, и переключалась на какое-нибудь рукоделие. Я сплела фенечку для Сьюзен. Несколько фенечек. Сделала для папы плетеный брелок для ключей. Сшила (правда, не очень умело) джинсовые курточки для Эллерины и Димбла. Сделала маленькую джинсовую мышку с хвостиком-шнурочком для Лаки.
Однажды я попробовала взять с собой на работу Лаки, но ей в прицепе не понравилось – слишком жарко и тесно. Ей гораздо больше нравилось оставаться дома, ведь ее не тревожили ни мысли о мерзких охотниках за детьми, ни печальные старые призраки родителей Билли.
Папа всегда давал мне бумажную тарелочку с жареной картошкой и баночку кока-колы, но много пить я не решалась, потому что ни в прицепе, ни где-то поблизости не было туалета. Потом у меня начинали слипаться глаза, я откладывала свое шитье, удобнее устраивалась на подушках, прижималась щекой к папиной старой куртке и засыпала.
В полночь папа отгонял прицеп назад в гараж, переносил меня в свой фургон и отвозил нас домой. Полусонная, я перебиралась в кровать и засыпала, высунув одну руку из-под одеяла, чтобы всегда можно было опустить ее и погладить Лаки.
Папу очень тревожило, что я сижу вместе с ним в прицепе Билли.
– Мама сошла бы с ума, узнай она, что ты до полуночи торчишь со мной на работе, – говорил он. – Это никуда не годится, я знаю. Особенно когда парни начинают вываливаться из пивных. Они такие слова произносят… Я думаю, нужно будет купить тебе затычки для ушей, Флосс.
Кстати говоря, я услышала от тех парней несколько потрясающе грубых выражений, которые оказались очень полезными, когда Рианнон, Марго и Джуди начинали меня дразнить. Они по-прежнему зажимали носы, когда я проходила мимо них. Я знала, что теперь от меня еще сильнее, чем прежде, пахнет жареной картошкой, но делала вид, что мне нет до этого никакого дела.
В следующую субботу, перед тем как на целый день поехать к Сьюзен, я начала приводить себя в порядок. Встала пораньше, приняла ванну, не обращая внимания на облупившуюся эмаль, вымыла шампунем волосы и даже попыталась их уложить. Волосы за это время у меня здорово отросли, но слушаться по-прежнему не желали и дико торчали во все стороны.
Я надела свои парадные джинсы и топик, почистила кроссовки. Папа тоже расстарался. Он надел свою лучшую голубую рубашку и джинсы, хотя на самом деле ему предстояло весь день слоняться дома без дела.
