Сахарная болезнь - [5]

* * *

Наверное, людям, которые заболели лет в 15, ещё хуже.

Первое твое желание просто его не замечать. Это проявляется в том, что сначала ты забываешь делать уколы, потом у тебя ухудшается зрение, может быть, мучают судороги, сердце.

Диабет — это ты.

Ты запросто ешь сладкое, конфеты, печенье, сдобы. Ешь.

Ты не веришь в диабет, ты думаешь, что все только кажется.

Но вот…

Мышцы расслабляются, и ты не можешь сжать сильно кулак. Движение — боль. После начинает ныть в животе. Организм отравлен ацетоном. Губы красные, лицо бледное.

Ты — это диабет.

Носом ты чувствуешь, как вдыхаешь мельчайшие частички пыли. Кажется, что тебя держат за глотку. В глазах все смазывается, как будто смотришь в окно во время дождя. А ещё ты постоянно хочешь в туалет.

Это — высокий сахар. Диабет кусает тебя изнутри за то, что забыл о нем. Он требует укола. Колоть надо в живот. Так инсулин усваивается быстрее.

Тогда ты понимаешь, вопросы не имеют никакого значения, а ответы важны только для бумаги. Ты с ним идешь за руку. Вы вдвоем. Навсегда.

Ты его, а он твой.

* * *

Я пришел и написал вот что:

«Сильф»

— Как вы сказали?

— Сильф, — произнес он робко и затем повторил отчетливо и твердо: — Сильф.

Доктор встретил ответ молчанием и пристально посмотрел на больного. Тот секунду не молвил ни слова, а потом начал так:

— Это был… или есть мой сон. Но я до сих пор не верю, что это только лишь сон, только лишь видение, игра моего детского воображения. Я не верю этому. Я не верю, что во сне можно прожить жизнь до тридцати семи лет.

Нет. Это не сон.

Сильфом звали мою собаку. Отец принес её ранней весной, в тот самый год, когда мне только стукнуло семь лет. Последняя моя предшкольная весна. Я не помню, почему мы выбрали именно такое имя для этого черного щенка, который едва стоял на ногах и целыми днями спал, время от времени просыпаясь, чтобы справить нужду. Сильф… Я думаю, кличку придумал отец, любитель всякого такого… экзотического. Тогда я естественно не знал, кто такие сильфы и сильфиды. Но созвучие всем понравилось, оттого наш питомец и стал Сильфом.

Сильф был обычной дворнягой, без рода и племени, как говорится. Но он был необыкновенно красив, особенно когда поднимал уши. Тело и хвост Сильфа были, как я уже говорил, черными, и только кончики лап коричневели, странно выделяясь на черноте его шерсти, как и глаза — эти два ярко-карих глаза, которые мне, увы, не дано забыть. Но об этом после.

Сильф рос, крепчал и взрослел вместе со мной. Сильф… Гроза всех кошек в округе. Сильф… Охранник и защитник. Сильф… Собака, которую знали все, не только из-за необычного для четвероного имени. Он был слишком умен, чтобы бегать и приносить тебе палочку по команде «апорт», и слишком свободен, чтобы садится и ложится по указке. Он спокойно созерцал твои бессмысленные попытки чему-нибудь его научить из стандартного набора трюков, и ты сам осознавал всю их бессмысленность. Он был гордо независим и одинок. Но всегда добр и понятлив, что казалось, не надо слов, чтобы объяснять Сильфу чего-нибудь. Я мог рассказывать Сильфу часами. Всякую чушь и блажь. Я читал ему мои первые статьи и рассказы. А он внимательно слушал. Он все понимал…

Больной снова замолк. На вид ему было тридцать пять — тридцать семь лет, время расцвета и напряженного искания, блуждания и кризиса. Бледное лицо с еле видными губами и густыми бровями, темно-зеленые глаза, тонкие руки и худоба — вот его портрет. Он закрыл глаза, совершая какую-то напряженную внутреннюю работу. Доктор молчал и разглядывал своего пациента. Затем больной отпил воды из стакана и продолжил:

— Я понимаю, вам будет трудно поверить в это. Вам трудно представить такую собаку с гордым именем Сильф…

Он тяжело вздохнул.

— Многие будут говорить и уверять вас, что у меня никогда не было собаки. Но она была. Она слушала все, что я написал. Сильф всегда был со мной до той ночи, до того самого разговора с ним. Сильф — не галлюцинация и не сон. Сильф действительно мог разговаривать, но по-своему. Совершенно непонятным образом. Вы можете не верить мне. Мне все равно.

Пауза.

— Я был во втором классе, когда я впервые услышал, как говорит Сильф. Слова не произносились, а точно летали в воздухе, и я их вдыхал. Они были мои и не мои, так что я не сразу понял, кому в действительности они принадлежат. Я точно не помню, что он там такого говорил, впрочем, я тогда ещё не знал, что это говорит он, но одно-единственное слово я не забыл. «Возвращение». Он говорил о вечном возвращении. Помню, я в недоумении глянул на сидевшего рядом Сильфа, но он только помотал головой и ушел в другую комнату. Я понимал моим детским умом, что это что-то такое значит. Важное, но мне пока недоступное. И я решил спросить отца.

«Как ты сказал?»

«Вечное возвращение».

«… Интересно. И где ты это вычитал?»

«Я не вычитал… я… это… сам придумал».

«Придумал, говоришь? Ну ладно, не хочешь, не говори. Я могу сказать тебе, что тебе рановато ещё задумываться над такими странными материями. В твоем возрасте… В общем, не бери, старик, этого в голову. Вечного возвращения не бывает. Даже Улисс, как тебе должно быть известно, осужденный Богами на вечные скитания, вернулся домой. Все когда-нибудь возвращаются домой… туда», — завершил он, указывая на небо. И на этом разговор наш закончился.