Сахара и Судан (Результаты шестилетнего путешествия по Африке) - [155]
Вернемся, однако, в Манджафу. Там, казалось, свирепствовала крайняя нужда, а на мои вопросы относительно численности населения в городе, вызванные тем, что мне повстречалось очень мало народа, мне отвечали, что голод удерживал большинство жителей дома. Люди отчасти питались плодами лесных деревьев, если их не опережали обезьяны и другие обитатели леса, отчасти же рыбой, которой водилось там в Шари на редкость много. Этому изобилию рыбы в реке мы и были обязаны весьма ценному в данных обстоятельствах угощению в виде большущей, похожей на сома рыбы, преподнесенной нгаром Манджафы. Хотя мне и пришлось поделиться ею почти с двадцатью моими спутниками, все же при ее толщине и чуть ли не полутораметровой длине каждому досталась щедрая доля. Кроме того, этот город доставил нам немалое удовольствие своими довольно многочисленными деревьями (Carica papaya — гунда масери, канури), которые на дальнем западе встречаются часто, но в Центральном Судане довольно редко. В Тропической Африке ее плоды либо совершенно не содержат сока, подобно разновидностям Zizyphus и пальме дум, либо почти целиком состоят из косточки и кожуры, разделенных, как правило, слизистой или мясистой субстанцией, правда, нередко очень сладкой и отличающейся превосходным ароматом, однако всегда чрезвычайно скудной, как в плодах Diospyzus mespiliformis (джохан, арабск., и биргим, канури), Balanites aegyptiacus, Borassus Aethiopum, Butyrospermum (сальное дерево — тозо, канури) и бесчисленных других, особенно же вьющихся растений. Гунда масери представляет счастливое исключение из этого правила. Ее плоды оставили у меня приятное воспоминание как единственные в этой местности, которые, насколько мне известно, похожи по соку и мякоти на наши садовые фрукты.
Все помыслы жителей были обращены к добыванию пропитания, и, поскольку междоусобица пока что мешала регулярному занятию земледелием, все надежды были связаны с Шари и ее дарами. Вот почему ко мне явилась депутация от населения, дабы воспользоваться приписываемыми мне сверхъестественными силами. Она желала услышать от меня, на какой улов рыбы в Шари можно надеяться в ближайшем будущем, а также выпросить какое-нибудь средство для его увеличения. В первом случае я выразился загадочно, однако во втором смог помочь им орехами гуро. Там считается, что, если бросать их в воду небольшими кусочками, они могут надолго сковать рыбу.
«Гиена» позаботился о том, чтобы от имени своего господина, но к собственной и своих спутников пользе произвести во всех поселениях кое-какие общепринятые здесь вымогательства. Поскольку мы прибыли в Манджафу поздно вечером, то он пожелал заняться этим делом назавтра и по этому случаю решил договориться с моим кингиамом Киари относительно дня отдыха. Мое возражение с доводами о грозящем нам голоде оказалось совершенно бесполезным. Добыча Ньюго скудно вознаградила его, ибо город этот, хотя и являлся, так сказать, второй резиденцией страны и мбанг Мохаммеду после изгнания его из Масеньи некоторое время держал здесь свой двор (именно здесь пал его старший сын в бою против отрядов Вадаи), существовало подозрение, что его население оставалось тайно преданным узурпатору Абд ар-Рахману.
Шари, или Ба, течет здесь примерно в северном направлении, и когда мы на следующий день (23 марта) покинули Манджафу, то почти в течение четырех часов двигались приблизительно в южном направлении через густой лес, который украшает восточный, все еще возвышающийся метров на десять и отвесно падающий к реке берег, тогда как противоположный берег — плоский и менее лесистый. Затем мы отклонились от нашего направления к востоку из-за большой излучины реки (после чего высокий берег уступил место обширной речной низменности), двигались следующий час в восточном-юго-восточном направлении и расположились потом на дневной отдых у речной заводи в деревне Анджа. Перед этим мы, два часа спустя после выхода из Манджафы, миновали деревню Дер-реджа, а затем, в излучине реки, деревушки Анджа Срир и расположенную северо-восточнее Ньюго Готеле. Все эти поселения оказались разрушенными и покинутыми жителями, которые пока что переселились на западный берег. Заводь в Андже кишела водоплавающими птицами, и мы получили редкое наслаждение от очень вкусных уток.
Во второй половине дня, пересекая в юго-восточном направлении низменность, изобилующую заводями и поросшую невысокой болотной травой, мы оставались несколько в стороне от реки. Через полтора часа мы снова вышли к ней и заметили на противоположном берегу большую деревню, возведенную жителями разрушенного поселения Морланг, к которому мы вскоре подошли. Затем берег снова вырос чуть ли не до двенадцатиметровой высоты и опять стал лесистым. В течение следующего часа мы двигались в юго-юго-восточном направлении и миновали две разрушенные деревушки Мендири, а еще через полчаса добрались до прежней деревни Махален, чьи жители перебрались на один из речных островов, и провели здесь ночь.
Размеры деревушек менялись в пределах от 30 до 100 хижин. Жители находились в большей безопасности на многочисленных в этой части реки островах, нежели на западном берегу. Правда, хотя им там не угрожало ни нападение Абд ар-Рахмана, ни его союзников, они подвергались набегам музгу. Почти все без исключения острова были песчаные. Часто это были всего лишь маленькие голые песчаные отмели, но иногда они достигали значительных размеров и поросли густым кустарником. Мужчины усердно занимались тем, что добывали из реки животную пищу, тогда как женщины и дети неутомимо собирали семена различных трав, таких, как
