Сахар и перец - [39]

Роб был и их тоже. Теперь он не вернется и к ним тоже. И им некого винить, кроме нее.

Алекс нащупала за спиной кухонную стойку и изо всех сил схватилась за нее, потом тихо начала:

— Он не вернется просто потому, что его работа закончилась. Пока вас не было, Роб и я пытались… встречаться.

Шеннон и Дарси уставились на нее так, будто никогда не слышали ничего подобного.

— И у нас не получилось. — Ей с трудом удавалось владеть своим голосом. — Плохие ассоциации. — Эти слова превратились в шепот. Она сглотнула. — Нам трудно видеть друг друга.

— Что? — В этом единственном слове звучала ярость. Если она надеялась на сочувствие, то его не получит.

— Ты хочешь сказать, что Роб больше никогда не придет увидеть нас? Что он никогда не возьмет нас на рыбалку…

— …и что мы больше никогда не увидим его в «рыбном» галстуке?

— Да. — Слово прозвучало глухо.

Дарси впала в ярость, стала метаться по комнате. Шеннон сурово посмотрела на Алекс, потом поймала сестру за локоть. Та вырвалась. Шеннон схватила ее снова, бормоча что-то себе под нос.

Дарси остановилась. Посмотрела на Алекс. А потом помчалась в свою комнату, Шеннон понеслась за ней следом.

Роб отодвинул в сторону бумаги и калькулятор, он ужасно устал. Пятница. Половина пятого. Через час ему придется поехать домой. А там он будет сидеть, слушать пустоту, зная, что в субботу ему теперь некуда идти. И не сможет строить никаких планов, потому что…

«Потому что ты не готов признать, что не вернешься».

Он глянул вниз на свои брюки — те самые, что ему подарили Дарси и Шеннон. Так захотелось, чтобы на нем была и их кинг-конговская рубашка, и рыбный галстук. Они были… успокаивающими. Когда он надевал их, то чувствовал себя немного ближе к близнецам.

Подойдя к окну, посмотрел на улицу. Он скучал по девочкам даже больше, чем мог бы себе представить. Как могло все это раздражение превратиться в привязанность?

Увидев их, вероятно, вспомнится только, как они выводили его из себя. Он просто романтизирует их.

А как насчет Алекс?

О ней он не думал. Мысли об Алекс он отбрасывал так далеко, как только мог.

Но как только он заснет, она будет с ним.

Не слишком хорошее начало, чтобы найти кого-то нового.

Роб вздохнул. Но это может случиться, со временем.

На его столе ожил интерком.

— К вам посетители, мистер Кейлен.

Почему его секретарша не сказала, кто они такие? Обычно она называла ему имена посетителей.

Роб открыл дверь. В приемной сидели Шеннон и Дарси — аккуратно причесанные и в одежде без дыр. Он почувствовал, что будто кто-то ударил в грудь. Наверное, грузовик.

Увидев его, они встали. Дарси просияла, а Шеннон с широко раскрытыми глазами теребила свои пальцы.

— Привет, Шеннон и Дарси, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал громко и энергично. — Рад вас видеть.

Похоже, их это не убедило.

— Почему бы вам не зайти в мой кабинет?

Они одновременно кивнули.

Войдя в кабинет, девочки неловко стояли, прижавшись друг к другу, и выглядели такими ранимыми. Временами из-за их поведения не верилось, что они еще такие юные. У него сдавило грудь, и он отбросил свои попытки изображать веселость.

— Я скучал по вас, — тихо сказал Роб. — Я ношу одежду, которую вы мне подарили, только потому, что она напоминает о вас.

Дарси бросила на сестру взгляд, кричащий: «Ну, что я тебе говорила!»

— Не хотите ли присесть?

Они обе сели, но Дарси снова немедленно вскочила и начала ходить по комнате. Похоже, ни одна из девочек не собиралась заговорить первой.

— Как проходят каникулы?

— Хорошо.

— А как поездка к бабушке и дедушке?

— Хорошо.

Последовала долгая пауза. Дарси заходила быстрее, и он увидел, как побелели костяшки стиснутых пальцев Шеннон.

Робу было больно за них. Больно за себя. Они казались частью его сердца вопреки всем его многочисленным жалобам. Они были осложнением, которого, как думалось, он не хотел.

— И какова причина вашего визита ко мне?

Дарси перестала ходить и остановилась перед ним, прямая и неподвижная. Ее лицо было бледным как мел, веснушки потемнели.

— Мы хотели поговорить о том, что произошло между вами и мамой.

— Хорошо, — произнес Роб. — Что она рассказала вам?

— Рассказала, как вы пытались встречаться, и как у вас не получилось, и что вы не вернетесь, потому что между вами слишком много чувств, причиняющих боль.

Шеннон тоже встала.

— Но я подумала, даже если вам нравится мама, вы не вернетесь на самом деле из-за того, что не хотите иметь семью. — Ее подбородок дрожал.

Эти слова оглушили его. Потому что именно так он говорил себе сам. Да, не хотел, чтобы они вошли в его жизнь. Даже гипотетически.

Шеннон — Шеннон! — теперь говорила за всех.

— И я подумала, что, если это правда, — она посмотрела на Дарси, — мы могли бы остаться у дедушки с бабушкой по меньшей мере до конца этого года. — Слезы потекли по щекам. — Тогда вы с мамой могли бы…

— …могли бы быть как настоящие новобрачные, вокруг которых не крутятся постоянно дети, — торопливо закончила Дарси.

О Господи! Он протянул одну руку к Шеннон, другую к Дарси и крепко обнял их. И Дарси, Дарси, которая никогда и ни из-за чего не проронила ни слезинки, тоже начала плакать — тяжело всхлипывая, вздрагивая всем телом.