Сага о Рорке - [60]

Чем ближе Браги подходил к церкви, тем более одолевали его странные мысли. Рыжий норманн никогда не думал о вечном. Рожденный в язычестве, он знал только языческих богов, признавал только их, ибо отцы и деды Браги почитали их. Его храмом была природа, учителями веры – ледяная вода фьордов и запах сосновой смерти, Священным писанием – руны, которые выгравировал мечевщик на его клинке. Семнадцати лет от роду Браги увидел христианские храмы в Сицилии, вместе с товарищами грабил их, жег иконы, выбрасывал мощи святых из драгоценных рак. С тех пор Браги решил для себя, что Бог христиан поощряет трусость, ведь монахи молились перед лицом опасности, а не шли в бой, как подобает мужчинам – потому их резали, словно скотину, прямо перед лицом их Бога, который смотрел на расправу с плафона церкви и не помогал своим последователям. Везде, во всех христианских краях, повторялось одно и то же: горели монастыри и деревни, и мало кто отваживался сопротивляться свирепым северянам. Значило ли это, что норманны больше не боялись чужого Бога? Браги не задумывался над этим. Он вообще никого не боялся. Вот только странно ему стало, когда ярл Ульф принял эту веру рабов и трусов, а ведь не было среди норманнов человека отважнее Ульфа…

Непонятен Бог христиан для непросвещенного ума, неведомы его пути, непостижима воля! Вот она, церковь, впереди, но разве только Дом Божий она?! Эти каменные стены, прочные, толстые, непробиваемые даже для тарана, эти окошки-бойницы, грозно нависший над порталом закрытый балкон, с которого можно обрушить на головы врагов огонь и железо, гладкое, как стол, пространство вокруг, чтобы не смог атакующий укрыться от разящих стрел! Недаром говорят христиане, что их Бог – агнец и лев, милующий, но и карающий.

Внутреннее убранство храма разочаровало Браги. Ромейские храмы отличались большой пышностью отделки, здесь же царила откровенная нищета. Ни мозаик, этих мерцающих картин, поражающих загадочной игрой света и красок, ни икон – только грубые рельефы на плитах в простенках. Поставцы для факелов и подсвечники были самой грубой работы, скамьи для молящихся – из плохо оструганных досок. Какая-то недостроенность, заброшенность виднелась повсюду.

Дверь в крипту открылась не без труда. Пахнуло крепко землей и перегноем, под ногами зачавкала размокшая глина. В конце неширокого туннеля оказалась другая дверь, источенная грибком и червем.

Отец Бродерик разжег захваченный с собой факел. Крипта оказалась велика, но потолок был таким низким, что Браги не мог выпрямиться. Воздух был тяжелым, пропитанным сыростью и тлением. В нишах по стенам лежали остатки луэндалльских братьев, известных своим подвижничеством и удостоившихся великой чести упокоиться в этом месте. В центре крипты возвышался каменный параллелограмм с крышкой из отшлифованного камня. Надпись, вырезанная на крышке, извещала, что здесь покоится прах Теодульфа из Равенны, принявшего мученическую смерть от рук язычников в двенадцатый год правления короля Грольда.

Адмонт и отец Бродерик опустились у гробницы на колени, начали молитву. Браги стоял, теребя пояс. Он не знал, что ему делать. Низкий потолок давил на него, но встать, подобно монахам, на колени – ему, Браги?!

– Они выкололи ему глаза, потом раздробили кости рук и ног, – вдруг заговорил Адмонт, обращаясь в пустоту, – а он все славил Христа. Тогда ему клещами вырвали язык. В миг, когда меч палача снес голову святого Теодульфа, молния пала на землю и подожгла капище язычников. Пятерых сподвижников Первокрестителя повесили на крестах. Их мощи также лежат под полом этой крипты.

– Их смерть была не напрасной, – отвечал Браги, толком не зная, что ему говорить.

– Их смерть спасла народ готов.

– Ты веришь в чудеса, совершенные святым после смерти?

– Я верю в могущество Божье.

– Тогда попроси своего святого, чтобы мы победили.

– Весь Готеланд возносит к небесам эту молитву.

– Молитву за язычников?

– Которые держат руку господа в этой войне.

– Я пришел спасти Ингеборг.

– Душа Ингеборг во власти Зверя. Я чувствую это.

– Тогда для чего нам сражаться?

– Ты хотел спасти одну душу, так спаси же тысячи.

– Я хотел мести. Они убили Вортганга. Они пленили Ингеборг. Я буду мстить.

– Я не одобряю твоей мести. Но не могу судить обычаев твоего народа… Что там, брат Бродерик?

– Ничего, – сокрушенно покачал головой монах, осматривавший стены при свете факела. – Взгляни сам.

– Я помню эти знаки наизусть, – слабо улыбнулся Адмонт. – Храм, окруженный тремя кругами, и надпись на латыни, не так ли?

– Верно, все так. Написано «Вирга Регина».

– Как ты истолковал эту надпись, брат Бродерик?

– Это упоминание о Богородице.

– А если понять слова буквально? Получается: «Королева-Девственница». Теперь ты понял, брат мой?

– Кровавая жертва из пророчества Герберта! – ахнул Бродерик.

– О чем вы там болтали, отец Адмонт? – спросил Браги, когда они покинули крипту и вышли в часовню. – Клянусь своими богами, я не понимаю вашего языка загадок и хочу знать, в чем дело.

– А ты не понял, благородный ярл? Пророчество сбывается. Зверь придет за кровью жертвы в самый короткий день. Если кровь прольется, ничто и никто его не остановит.