Сага о королевах - [63]

— Ты уверен, что во сне тебе явился Олав Трюгвассон, а не Олав Альв Гейрстадира? — продолжил епископ.

Король ничего не ответил, но очень разозлился.

— А ты собираешься нарисовать на своем шлеме змея, как сделал это перед битвой у Несьяра, когда одержал победу над Свейном ярлом?

Я увидела, что конунг сдерживается из последних сил.

— Нет, — коротко ответил он.

— А почему нет, если ты по-прежнему опоясываешься этим мечом?

Олав взорвался:

— Я не нуждаюсь в нравоучениях!

— Конунг Олав, — серьезно ответил епископ, — я желаю тебе добра.

Король промолчал. Уже давно никто не осмеливался ему возражать. И я поняла, что сейчас Олав борется с собой и с епископом.

— Ну хорошо, говори дальше, епископ, — наконец сказал Олав.

— Сын мой, — мягко спросил Сигурд, — зачем ты вернулся в Норвегию?

— Чтобы вернуть страну, которую даровал мне Бог.

— Бог дал. Бог и взял! На все воля Божья. И ты считаешь себя в праве проливать людскую кровь, потому что однажды Бог дал тебе страну, а потом забрал ее?

— Во всяком случае, Норвегия принадлежит мне по праву. Это мое наследство.

— Да, я помню, ты говорил, что это право дало тебе родство с языческими богами.

— Ты помнишь правильно, — ответил Олав. — Я должен завоевать страну. Отвоевать ее. И тогда ты, епископ Сигурд, или даже сам архиепископ, можете помазать меня на трон и благословить мое языческое право на норвежский трон!

Я вмешалась в беседу:

— Ты хочешь поступить в соответствии со старым советом епископа Сигурда? Он сказал тебе много лет назад, что для освящения языческого алтаря надо высечь на нем крест.

— Да, именно так. — кивнул Олав. — И если меня помажут на царствование в Норвегии, я стану истинным орудием Бога.

— Истинным орудием Бога может стать только тот, кто готов отдать за него жизнь, — возразил епископ.

Но я снова вмешалась:

— Твой меч, Бэсинг, разве не пора епископу освятить его?

— Да, конечно, — поддержал меня епископ. — Я должен изгнать из него языческих духов во имя Господа нашего.

Тут конунг Олав вскочил на ноги:

— Никогда!

Олав направился на север, в Трондхейм, и вместе с ним, как это ни странно, поехал Сигурд.

Мне удалось испросить у конунга Эмунда милости для Олава. Эмунд послал с ним дружину из четырех сотен воинов. Кроме того, он разрешил Олаву взять с собой тех свеев, кто по доброй воле захочет отправиться в поход.

В Норвегии к войску Олава присоединились еще несколько сотен дружинников. И еще двести прибыли из Гардарики.

Я ничего не знала о конунге, пока из Норвегии не вернулся епископ Сигурд. Одновременно с ним в Свитьод приехали многие воины.

От епископа я узнала о смерти Олава. И именно он рассказал мне о последнем походе конунга.

Когда Олав пришел в Норвегию, у него было громадное войско — более четырех тысяч. Но многие из них были разбойники, которые хотели поживиться легкой добычей. И далеко не все были христианами.

Сигват Скальд сказал в поминальной драпе об Олаве об этом так:

Многие воины верили,

В Бога, а многие — нет.

По правую руку стояло

Крещеное войско.

Конунг Олав был уверен в победе, рассказывал епископ. Но его слишком не любили в Норвегии. Почти каждый взрослый мужчина в Трондхейме выступил против Олава. По всей стране люди собирались, чтобы сразиться с конунгом.

Битва произошла при Вердале. Предводителями войска, выступившего против Олава были Турир Собака и Кальв Арнассон. Конунг был убит своим же копьем, которое Турир Собака достал из тела Асбьёрна Сигурдссона. И убил Олава тоже Турир.

Таким образом отомстили за себя Эрлинг Скьяльгссон, Асбьёрн Сигурдссон, Турир Эльвирссон и многие другие.

— Кто живет с мечом, от меча и погибнет, — грустно сказал епископ Сигурд. — И это было знамением Божьим, что Олаву было суждено погибнуть от собственного копья. Он был сражен собственной жаждой мести.

Епископ очень грустил о конунге. Единственным утешением было то, что в разгар битвы, перед самой гибелью, Олав отбросил меч в сторону.

Вскоре после гибели конунга епископ отправился в Вексье, где приняли мученическую смерть трое священников. Он хотел помолиться за спасение души Олава.

Епископ не вернулся — он умер в Вексье, и я очень о нем скорбела.

Астрид на мгновение замолчала. Последнее время она с трудом говорила, но откашлялась и продолжила рассказ:

— Через год ко мне в Свитьод приехал Сигват. Он рассказал, что епископ Гримкель объявил конунга Олава святым.

Сначала я ему не поверила.

— Этого бы никогда не случилось, будь епископ Сигурд жив, — сказала я.

— Епископ Гримкель говорит, что у него есть основание для канонизации Олава. У его раки все время свершаются чудеса. Я уже однажды говорил тебе, что конунг тоскует по любви к Богу. И сейчас ты можешь убедиться, что я прав.

— И ты считаешь, что он обрел любовь в своем последнем походе?

— Да, — ответил Сигват, — возможно, Иисус смилостивился над ним и позволил сделать то, что конунг считал своим долгом.

— Об этом многие мечтают. Но что проку в красивом томлении человеку, который разрушает свою жизнь и идет на поводу у жажды власти и жажды мести?

Я рассмеялась.

Королева Астрид вновь остановилась. И в ту же секунду я понял, что все открывшееся мне утром — правда.