Она смотрела в сторону. Он едва расслышал ее сдавленное «нет».
— Но ведь это безумие! Адильс…
— Я не испытываю страха перед тем, что он может причинить мне. — Ирса выдержала пристальный взгляд старого воина и взяла его за руку. — А вот Хрольф… Свипдаг, ты должен как можно быстрее убедить Хрольфа в том, что вам нельзя здесь долго оставаться. Адильс может поднять против вас весь Свитьод. Он прибегнет к самому страшному колдовству, чтобы победить вас. Вы не можете даже представить, как он богат и как сильна его ненависть!
Свипдаг настолько крепко сжал обух своей секиры, что суставы его пальцев побелели.
— Могу ли я… Может ли твой сын бросить тебя одну, когда над тобой нависла опасность?
— У меня есть свои воины. — Она кивнула головой в сторону города. — Не только те, которых ты видел. Гораздо больше. Хотя они открыто не клялись мне в верности, но они у меня в долгу и помнят об этом. Семье одного из них я помогла в голодную зиму, других я по справедливости рассудила или даровала свободу рабу, когда увидела, как его глаза следят за парящим в небе орлом — да ты и сам знаешь, что может сделать знатный человек. — В ее голосе сквозила непокорность, хорошо знакомая Свипдагу по речам ее сына и брата. — Богатые и сильные бонды всегда рьяно заботятся о себе. А им хорошо известно, сколь безжалостен и жаден их конунг. Я стараюсь сдерживать его. И он знает, что всем это известно, поэтому он не осмеливается тронуть меня. Более того, он постоянно живет в страхе, что меня может одолеть какой-нибудь недуг, и все решат, что он вызван его колдовскими чарами. И тогда его дни будут сочтены! — Ее смех был резок и пронзителен. — Неужели ты думаешь, Свипдаг, что дочь и жена конунга Хельги Скьёльдунга не знает, как о себе позаботиться?
Дальше они шли опять молча, пока Свипдаг не заговорил:
— Пусть так, но здесь тебя ничто не держит. А в Дании тебе была бы оказана высокая честь… и ты была бы окружена всеобщей любовью.
Она сжала его пальцы:
— Я знаю, мой дорогой, старый друг! Я это очень хорошо знаю. Но у меня есть свои обязанности. Я связана со многими клятвами до конца дней — разве теперь я могу бросить их? А что касается войны против вас, которая, несомненно, вскоре начнется, то наступит такой момент, когда я больше не смогу давать вам советы и удерживать ваших врагов. — Она указала в сторону. — Что до моего Хельги — он и его воины полегли, даже не успев спешиться, в нескольких десятках шагов дальше по реке. Без меня кто станет совершать жертвенные обряды над ними и заботиться об их могилах? — Ее била дрожь, — Кто удержит Адильса от того, чтобы вырыть их черепа и сделать из них чаши для вина, а лопатки покрыть колдовскими рунами?
Свипдаг сжал ее локоть.
— Говорят, — продолжила она вскоре, — однажды, когда этими землями правил Домальд сын Висбура, урожаи были слишком скудными. Чтобы вновь заслужить милость богов, шведы принесли им в жертву много быков. Но на другой год стало еще хуже. Тогда они принесли в жертву людей: но голод продолжался. На третий год они убили самого конунга Домальда и окропили алтарь и своих идолов его кровью. За этим последовали добрые времена в мире и достатке.
— Понимаю. Ты — воистину королева, Ирса.
— А ты — побратим моего брата, Свипдаг.
Они дошли до того места, где был захоронен Хельги, задержались там на миг и повернули обратно.
В этот и следующие два вечера Ирса делила трон с Хрольфом. Хотя она редко улыбалась, но никто не видел, чтоб лицо ее выражало скорбь. Воины были счастливы. Все чаще они называли своего конунга «Жердинкой». Вёгг был слегка смущен этим и носился стремглав, выполняя все их поручения. Поскольку жизнь юноши подвергалась серьезной опасности, а сердце рвалось в путь, Ирса убедила сына взять мальчишку с собой.
В течение этих дней она готовила себя к тому, что вскоре Хрольф должен будет уехать домой. Она старалась проводить как можно больше времени с ним, слушая его рассказы о том, что произошло с тех пор, когда он был мальчиком со взъерошенными волосами, которые она так любила целовать, желая ему спокойной ночи.
В то утро, когда был назначен отъезд, много народа собралось со всей округи. Люди заполонили улицы Упсалы, гудя как пчелы в ожидании отбытия датчан. За частоколом королевской усадьбы воины и многочисленная челядь стояли сплошной стеной. Погода была ясная и холодная, хотя ветер принес первое смутное дыхание весны.
Конунг Хрольф и его люди собрались в середине двора, одетые в самые лучшие свои одежды и кольчуги, пестрота красок их облачений и блеск оружия распространяли сияние вокруг. Все это были подарки Ирсы, желавшей возместить им то, что уничтожил пожар. Стараясь оказать честь Хрольфу, она хотела, чтобы все видели, что датчане увозят с собой. Во главе отряда ехала повозка, запряженная восемью лошадьми, которыми правил Вёгг. В повозку были сложены многочисленные сокровища: золото, серебро, драгоценные камни, янтарь, слоновая кость, меха, ткани, кубки, оружие, медные монеты и заморские товары. Дух захватывало при виде этого великолепия.
Следом конюхи вели под уздцы двенадцать высоких рыжих скакунов из Южных стран, в сбруе, под седлами и кольчужными накидками, а за ними еще одного — белого как снег, предназначенного для конунга Хрольфа.
