Однако ничего нельзя было сделать, так как по всей округе разразилась снежная буря. Слепая белизна окутала дом, но прочны были его деревянные стены и могли они противостоять любому ветру. Воины сели вокруг Храни, который рассказывал такие замечательные истории, что день пролетел быстро.
— Мы вроде как вдруг выпали из времени, — прошептал Свипдаг своему брату.
На закате буря стихла. Снега выпало меньше, чем можно было ожидать, и на следующее утро они снова стали собираться в путь. Храни принес дров и высек огонь. Удивительно быстро заполыхало пламя. Красные и голубые языки взлетали все выше и выше, взревев так же громко, как снежный буран. Волнами тепла обдавало сидящих вокруг огня людей. Некоторые попятились назад. Конунг Хрольф, памятуя о данной в юности клятве никогда не уклоняться от огня и железа, остался сидеть на прежнем месте. Так же поступили и его вожди, хотя пот струился с них градом и казалось, что скоро они вскипят, как варево в котле.
Одинокий отблеск сверкнул под полями шапки хуторянина.
— Опять, господин, — сказал он, — тебе придется сделать выбор. Мой совет — пусть никто, кроме тебя и этих двенадцати воинов, не едет в Упсалу. Тогда, возможно, тебе удастся вернуться домой живым и здоровым, иначе и не надейся.
Разомлевший от жары конунг Хрольф старался говорить твердо:
— Я столь высокого мнения о тебе, что снова последую твоему совету.
Языки пламени вскоре опали. В эту ночь все воины спали спокойно и никакие дурные сны не мучили их.
Поутру Хрольф отослал домой пятьдесят своих воинов вместе с берсерками. И снова никто не оспаривал этот приказ до тех пор, пока они не отъехали слишком далеко, чтоб повернуть назад.
Вскочив в седло, конунг обратился к хуторянину:
— Может статься, что должен я во сто крат сильнее отблагодарить тебя за помощь.
— Что ж, когда-нибудь ты сможешь отплатить мне, — ответил Храни.
— Тогда прощай до того времени, — сказал Хрольф.
Его сокол забил крыльями, увидев двух воронов в небе, его пес зарычал на раздавшийся неподалеку волчий вой. Через мгновение хутор затерялся где-то в лесной заснеженной глуши.
Воины поскакали дальше: Хрольф, верховный конунг Дании, во имя чести намерившийся вернуть свои богатства и страстно желающий отомстить за своего отца; Бьярки, сын медведя-оборотня; Хьялти, обязанный своей храбростью крови из сердца убитого чудовища; Свипдаг, единственный глаз которого пронизывал взглядом и прошлое, и будущее; Хвитсерк; Бейгад; Хромунд; Хрольф, тезка конунга; Хаакланг; Хрефил; Хааки; Хватт; Старульф — воины, чью решимость не могли поколебать ни демоны, ни боги. Кречеты, сидевшие у них на плечах, были под стать их душам. Под серым зимним небосклоном их шлемы, наконечники копий и кольчуги ослепительно сверкали, их разноцветные плащи пестрели на фоне ярко-зеленых веток и голубых теней на белом снегу. Холод был им не страшен, дыхание клубилось в воздухе, седла скрипели. Но невелик был отряд смельчаков, выступивших против конунга Адильса и всей нежити, подвластной ему.
Когда они въехали в Свитьод, стали часто попадаться открытые пространства, многочисленные хутора и деревни, многие из которых невозможно было объехать стороной, так что отряд Хрольфа было хорошо видно издалека. Хотя воины не называли себя, слухи об их приближении уже полетели вперед и достигли самого Адильса, а тому не составило труда угадать правду. Или, может быть, он заприметил их, вглядываясь в поверхность кипящего варева в одном из своих волшебных котлов, или услышал что-то в бульканье дьявольской похлебки. Однажды вечером он обратился к королеве, говоря громко, так чтобы слышали все:
— Сдается мне, конунг Хрольф сын Хельги находится на пути сюда.
Ирса несколько мгновений ловила ртом воздух, прежде чем смогла справиться с собой.
— Что ж, прекрасно, прекрасно, — улыбнулся Адильс, — несомненно, прежде чем мы разделим наследство, он получит такую награду за все свои невзгоды, что вести об этом достигнут самых далеких земель.
3
Наконец конунг Хрольф и его воины въехали в долину реки Фюрис. Кругом простирались луга, покрытые коричневатым снегом, смерзшимся и звенящим под копытами лошадей. Впереди протекала река, и на ее высоком западном берегу вырисовывалась Упсала, увенчанная храмом. Крыша его поднималась к бледноватому небу, отливая золотым блеском, а за ними высились деревья священной рощи, голые, как скелеты. Несколько воронов хлопало крыльями на ветру и громко каркало.
Хрольф вскинул рог, висевший у него на плече, и протрубил три раза глубоко и протяжно, как трубят зубры, вызывая соперников на поединок. Пришпорив коня, он пустил его в галоп. Воины поскакали следом. Их кольчуги и наконечники копий ослепительно сверкали, а красные, синие и рыжевато-коричневые плащи развевались за их спинами на фоне серой смерзшейся земли. Доски моста отчаянно скрипели под копытами их мощных скакунов.
Жители Упсалы начали собираться на сторожевых башнях и у бойниц частокола, тревожно оглядывая окрестности. Ворота оставались открытыми, поскольку никто не видел причины бояться двенадцати всадников, хотя те и были прекрасно вооружены. Хрольф понимал, что не имеет права даже блеском своих глаз показать, как этот огромный город подавляет его. Дружинники въехали в городские ворота по глубокой колее, оставленной многочисленными возами. Горожане, их жены, ребятишки, возчики, свиньи, собаки, куры — все вынуждены были расступиться, чтобы пропустить воинов. Гневные возгласы летели вслед всадникам. Но никто не осмелился поднять на них копье, даже когда те повернули в сторону королевских палат.
