Сага о Гильгамеше - [34]

      -- Но ты не можешь идти к людям раздетым, - возразила Шамхат. - Ты более не зверь. Тебе нужна одежда.

       Она сняла с себя верхнюю тунику и препоясала его чресла. Затем взяла его за руку и повела в деревню. Селяне встретили их враждебно. Женщины и дети попрятались по хижинам, мужчины вышли навстречу с топорами и кольями.

      -- Я сделала то, о чём вы просили меня, - сказала Шамхат. - Но отчего в ваших глазах нет радости? Отчего вы столь озлобленны?

      -- Этот демон воровал наш скот и уводил добычу, - ответили ей. - Мы хотим воздать ему по заслугам.

      -- Нет! - прокричала красавица, закрывая Энкиду своим телом. - Инанна покарает вас за злодеяние. Что обещали вы мне? "Трёх волов и десять мешков ячменя отдадим мы богине, если совершит она чудо и сделает из зверя человека" - говорили вы. Но почему теперь, когда владычица Урука явила свою мощь, вы забыли о своих словах?

      -- Мы помним о них, прекрасная Шамхат, - ответил Нарахи. - Награда не минует богиню. Но демона, что оказался в наших руках, мы осудим, как велят нам души предков.

       Энкиду упал на колени и завопил, обливаясь слезами:

      -- Судите меня за добычу, коей я лишал вас, но не судите за воровство! Всех богов призываю в свидетели: рука моя не касалась ни ваших волов, ни ваших коз, ни ваших овец. Лес давал мне пропитание и кров.

       Люди застыли, изумлённые его голосом. Затем Нарахи хладнокровно промолвил:

      -- Если ты говоришь правду, лесной дух, мы примем тебя. Но если ты лжёшь, пусть обрушится на тебя весь гнев Уту, господина правосудия.

      -- К Уту и всему сонму богов взываю, пусть подтвердят мою правоту, - убеждённо сказал Энкиду. - Вы были ненавистны мне, но теперь суть моя изменилась. Шамхат, красивейшая из смертных, преобразила мою душу. Отныне я - один из вас. Ваши печали - мои печали, ваши радости - мои радости. В вашей воле прогнать меня с позором или принять как равного. Много зла причинил я вам. Демоны обуревали меня, я был высокомерен и жесток. Разум мой был помрачён. Не знал я, что благо, а что - зло. Во имя Нинмах, создательницы людей, молю вас - будьте великодушны, не карайте строго того, кто был лишь слепым орудием в руках высших сил. Любой работой готов я возместить убыток, нанесённый вам.

       Мужчины сбились в круг, стали совещаться. Потом Нарахи сказал:

      -- Мы примем тебя, человек из леса. Но прежде ты должен пройти испытание.

      -- Всё, что прикажете вы мне, исполню я с охотой! - воскликнул Энкиду.

      -- Отныне ты, который раньше оставлял нас без пищи, будешь охранять по ночам наши стада. Согласен ли ты делать это, лесной человек?

      -- Согласен. Только не называйте меня лесным человеком. Отныне я - Энкиду. Таково моё имя.

      -- Хорошо, Энкиду. Мы усвоим это. И да постигнет божья кара всякого, кто возьмётся попрекать тебя прошлым.

       Люди отвели его в полуразвалившуюся хижину на окраине деревни, отмыли тело от въевшейся грязи, остригли длинные лохмы. Когда обновлённого и одетого Энкиду вновь вывели на всеобщее обозрение, по толпе пронёсся вздох изумления.

      -- Вождь, - потрясённо вымолвила Шамхат, не смея верить своим глазам.

       Действительно, ухоженный и приведённый в порядок, Энкиду оказался поразительно похож на повелителя Урука. Те же густые брови, те же глубоко посаженные глаза, те же немного оттопыренные уши. Даже нос, крупный и мясистый, с большими ноздрями, выглядел в точности так же, как у Гильгамеша. Казалось, небесный гончар вылепил их по одной форме. Все внимательно разглядывали Энкиду, теряясь в догадках: подлинно ли Гильгамеш таков, как этот гость из леса, или сходство это обманчиво.

      -- Ростом пониже, - говорил один.

      -- И покряжистей слегка, - добавлял другой.

      -- Вождь повыше будет, - соглашались остальные. - И телом потоньше.

       Энкиду улыбался, не подозревая о причине всеобщего замешательства. Нарахи спросил его:

      -- Знаешь ли ты нашего господина, солнцеликого Гильгамеша?

      -- Нет, я не знаю его, - ответил Энкиду.

      -- Слышал ли ты о нём?

      -- Не слышал.

      -- Всё это - происки Забабы, - прошипел кто-то. - Изгоним демона, пока он не навлёк на нас месть Инанны.

      -- Верно, прогоним его... - послышались крики из толпы.

       Люди начали осторожно смыкаться вокруг Энкиду, лица их потемнели.

      -- Стойте, не торопитесь! - воззвала к ним Шамхат, молитвенно сложив руки. - Быть может, это знак, ниспосланный нам Инанной. Отвергнув его, мы навлечём на себя неисчислимые бедствия. Одумайтесь!

       Люди остановились. Неприязнь их сменилась тревогой.

      -- Хорошо, - заявил Нарахи. - Мы оставим в силе наше прежнее решение. Но пусть он не приближается к нашим жёнам и детям, пусть живёт на отшибе, пока мы не позволим ему поселиться среди нас. Все ли согласны со мной?

       Никто не возражал.

       Так Энкиду остался в деревне. Добрая Шамхат научила его есть и пить, как принято у людей, носить одежду, мыться и следить за собой. Она рассказала ему о богах и героях, о мире, в котором он жил, об Уруке и стране черноголовых. От неё Энкиду узнал о Гильгамеше и своём поразительном сходстве с владыкой города Инанны. Открытие это не вызвало у него интереса. И Урук и Гильгамеш оставались для него отвлечёнными образами, существующими где-то за гранью действительности. Гораздо больше занимали его повседневные вопросы: как построить дом? как вырастить ячмень? как слепить посуду? Шамхат не могла утолить его любопытство, ибо провела всю жизнь в храме, и не знала этого. Селяне же избегали его, поэтому Энкиду приходилось постигать всё самому. Вскоре Шамхат уехала, и он остался совсем один. Ночью он сторожил стада от волков и львов, днём отсыпался в хижине. Еду каждый вечер приносили ему на порог. Мылся он в близлежащем пруду, там же обычно коротал время, свободное от работы и сна. Так и жил он - одинокий, застрявший на распутье между миром зверей и миром людей.