Сага о Форсайтах Том 1 - [6]

В годы перед первой мировой войной Голсуорси в основном продолжает свой путь реалиста, критика общества. В то же время не ослабевает, но, напротив, становится более острой его борьба с самим собой. Об этом говорит нам его письмо от 13 ноября 1910 года — ответ Э. Гарнету, который находил недостаточно четкой критику аристократов, выведенных Голсуорси в его романе «Патриций» (1910). По словам писателя, «лирическому взгляду на жизнь, эмоциональности и ненависти ко всяким барьерам», присущим одной стороне его «я», противостоит элемент «сухой кастовой властности», отличающей другую его сторону; он считал, что социальная критика его произведений — результат того, что художник в нем восстает против «другого человека».

Остро сознавая порочность буржуазных норм, таящих в себе угрозу деградации человеческого общества, Голсуорси по-прежнему возлагает надежды на искусство. Оно для него некий символ совершенства, единственная сила, способная противостоять растлевающему воздействию коммерческого духа. Свою идею Голсуорси проповедует в статьях, эссе, публичных выступлениях. В речи, которую он произнес в Бостоне в 1911 году, во время завтрака, данного в его честь представителями литературных кругов, он призвал слушателей целеустремленно служить искусству, так, чтобы оно перестало быть «служанкой в доме индустриального материализма, но стало госпожой».[4] В противном случае, по его словам, корабль современной цивилизации пойдет ко дну. Неясны, вероятно, и самому писателю пути осуществления его идеала, важно, однако, что он осознает угрозу гибели корабля, управляемого буржуазией.

Предвидение опасности для цивилизации, для всего достигнутого человечеством становится главным в отношении Голсуорси к первой мировой войне. В ряде своих произведений он выступает против шовинизма, военной истерии.

Октябрьскую революцию не мог принять писатель, который всю жизнь упорно верил в возможность излечить буржуазное общество. В его представлении народ, вставший на путь революции, становится разрушительной силой.

Но именно Октябрьская революция, открывшая новую эпоху в истории человечества, побудила Голсуорси задуматься о будущем своей страны, о судьбах класса Форсайтов. Он почувствовал настоятельную необходимость вернуться к истории о них, — через двенадцать лет после того, как с ними расстался, опубликовав «Собственника». Первой вестницей этого возвращения стала новелла о поэтической любви старого Джолиона в конце его жизни — «Последнее лето Форсайта», — вышедшая в 1918 году. Она явилась для автора стимулом к продолжению форсайтовской семейной хроники. В 1920 году он опубликовал роман «В петле», охватывающий период 1899–1901, годы англобурской войны. Большое место в романе занимают попытки Сомса — через двенадцать лет после ухода из его дома Ирэн — добиться доказательств ее неверностп, чтобы получить требуемое законом основание для развода. В то же время под влиянием внезапной вспышки прежней его страсти он безуспешно пытается вернуть Ирэн — свою собственность. В доводах Сомса мы узнаем обычный форсайтовский ход мысли: «Вы дали мне священный обет, вы пришли ко мне нищая. Вы имели все, что я мог дать вам. Вы без всякого повода с моей стороны нарушили этот обет…» Заголовок в газете «Буры отказываются признать суверенитет» наталкивает Сомса на сравнение: «Суверенитет! Вот как она! Всегда отказывалась. Суверенитет! А я все же обладаю им по праву».

Сомс для войны, спровоцированной Англией, находит «теоретическое обоснование» в духе девизов, маскирующих истинные интересы Британской империи («Буры — полуцивилизованный народ. Они тормозят прогресс. Нам нельзя отказаться от нашего суверенитета»), Николас же, опасающийся, что упадут цены на акции южноафриканских рудников, не считает нужным стесняться: «…эти буры преупрямый народишко; на них уходит уйма денег, и чем скорее их проучат, тем лучше».

Посредством подобных форсайтовских формулировок автор разоблачает империалистические устремления Англии Форсайтов. Но вместе с тем он приводит такие их высказывания о войне (во время событий «черной недели» — серьезных поражений английской армии), с которыми он, как можно понять, внутренне солидаризируется. Слова почти девяностолетнего Джемса (чей образ теперь предстает значительно смягченным) о том, что он умрет, не дождавшись победы Англии и не увидит свою родину «мирной и спокойной», кажутся трогательными его родным, как и автору. Вступление в армию и отъезд молодых Форсайтов в Южную Африку изображается как проявление патриотизма. Истоки такой двойственности — противоречия в мировоззрении писателя в период работы над этим романом, влияние на него обстановки в Англии после первой мировой войны, содействовавшей углублению кризиса Британской империи, влияние тревоги, вызванной в нем Октябрьской революцией. В то же время поразительна сила критических обобщений, выраженная в некоторых образах романа. Такова, например, сцена, когда Сомс попадает в толпу, буйно ликующую по случаю взятия у буров Мейфкинга. Мы видим собственника перед лицом «внутреннего врага»: Сомсу представляется, что эта толпа — «живое отрицание аристократии и форсайтизма» — когда-нибудь может выйти на улицы «в другом настроении». У него возникает мысль: «…это что-то совершенно не английское…» Здесь привычный оборот речи из словаря Форсайтов выражает отношение к чему-то особенно чуждому, имеющему зловещий смысл. «Казалось, он внезапно увидел, как кто-то вырезает договор на право спокойного владения собственностью из законно принадлежащих ему документов; или словно ему показали чудовище, которое подкрадывается, вылезает из будущего, бросая вперед свою тень. Это отсутствие солидности, почтения! Словно он вдруг обнаружил, что девять десятых населения Англии — чужестранцы. А если это так, тогда можно ждать чего угодно!» Впрочем, потом Сомс успокаивается: «Мы как-никак все же оплот страны. Не так-то легко нас опрокинуть. Собственность диктует законы».