Сага о Форсайтах Том 1 - [339]

— Джон поехал в Британскую Колумбию, Вэл, потому что его тянуло в Калифорнию. Он боится, что в Калифорнии слишком хорошо.

— Ага! — сказал Вэл. — Значит, к нему вернулось чувство юмора.

— Он купил землю и вызвал к себе мать.

— Что ей там делать?

— Ей ничего не надо, кроме Джона. Ты все еще считаешь это счастливой развязкой?

Лукавые глаза Вэла сузились в две серые щелочки между черными ресницами.

— Флер ему не пара. Она не так воспитана.

— Бедная маленькая Флер! — вздохнула Холли.

И в самом деле, разве не странная это свадьба? К этому молодому человеку, Майклу Монту, Флер прибилась, конечно, рикошетом, когда была в отчаянии от того, что затонул ее корабль. Такой прыжок в холодную воду, несомненно, «крайняя мера», как выразился бы Вэл. Но трудно было о чем-нибудь судить по фате и спине невесты, и глаза Холли перешли к обозрению общей картины этого христианского венчания. Сама она вышла замуж по любви и удачно, а потому мысль о несчастных браках приводила ее в содрогание. Замужество Флер могло и не стать несчастным, но это чистая лотерея. Освящать же вот так лотерею искусственно-елейным обрядом перед толпою фешенебельных вольнодумцев — ведь «расфрантившись», как сейчас, если кто и думает, то только фривольно, — представлялось Холли самым близким подобием греха, какое мыслимо в наш век, отменивший это понятие. С преподобного Чаруэла (Форсайты еще не подарили миру ни одного священнослужителя) взгляд Холли перешел на Вэла, который сидел рядом с нею и думал (она не сомневалась) о мэйфлайской кобыле в связи с очередными скачками. Взгляд скользнул дальше и уловил профиль девятого баронета, согнувшегося в каком-то суррогате коленопреклонения; Холли заметила складочку над коленями, где он подтянул брюки, и подумала: «А Вэл свои забыл подтянуть!» Перевела глаза на скамью второго ряда, где взволнованно колыхались пышные формы Уинифрид, и дальше — на Сомса и Аннет, стоявших рядом на коленях. Легкая улыбка пробежала по ее губам: Проспер Профон, вернувшийся из плавания к Полинезийским островам Ла-Манша, тоже, наверно, стоит на коленях где-нибудь позади них. Да, странное «маленькое дельце», как бы ни обернулось оно в дальнейшем; однако оно происходит в подобающей церкви и завтра будет описано в подобающих газетах.

Запели псалом. Холли слышала, как девятый баронет на другом крыле пел о мидийском воинстве. Ее мизинец прикоснулся к большому пальцу Вэла — у них был один молитвенник на двоих, — и легкая дрожь пробежала по ее телу, как бывало двадцать лет назад. Вэл наклонился и шепнул:

— А помнишь крысу?

Крысу на их свадьбе в Капштадте, чистившую усики за столом регистратора! Холли до боли зажала большой палец Вэла между своим мизинцем и безымянным.

Пение кончилось, началась проповедь. Священник говорил о том, в какое опасное время мы живем и какие превратные суждения высказывает палата лордов по вопросу о разводе. «Мы все солдаты, — сказал он, — сидящие в окопах под ядовитыми газами «князя тьмы», и мы должны держаться мужественно. Цель брака — дети, а не просто греховное счастье».

Бесенок заплясал в глазах Холли: ресницы Вэла смежились; ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он захрапел. Большим и указательным пальцами она все больнее щипала его за ляжку, пока он не заерзал на скамье.

Проповедь кончилась, опасность миновала. Уже расписывались в ризнице; все облегченно вздохнули.

Голос позади произнес:

— Выдержит она дистанцию?

— Кто это? — спросила шепотом Холли.

— Старый Джордж Форсайт!

Соблюдая чинность, Холли скосила глаза на человека, о котором столько слышала. Недавно возвратившись из Южной Африки, она почти не знала своих родичей и всегда глядела на них с детским любопытством. Джордж Форсайт был очень грузный и очень элегантный; под его взглядом ее охватывало странное чувство, точно на ней нет платья.

— Пошли лошадки! — опять услышала она его голос.

Новобрачные медленно сходили со ступеней алтаря. Холли глянула сперва в лицо молодому Монту. Губы его и уши подергивались; глаза, скользившие от кончика его ботинок к бледным пальчикам на черном его рукаве, вдруг уставились вперед, в пространство, словно он видел перед собой неприятеля. У Холли создалось впечатление, что он духовно пьян. А Флер? Тут совсем иное. Девушка в совершенстве владела собой и была красивей, чем когда-либо, в белом платье в белой фате на темно-каштановых волосах, падавших челкой на лоб; веки ее скромно нависли над темно-карими глазами. Телом она присутствовала здесь. Но где блуждала ее душа? Проходя, Флер подняла веки — и беспокойный блеск белков запечатлелся в глазах Холли, как трепет крыльев посаженной в клетку птицы.

На Грин-стрит Уинифрид, несколько менее спокойная, чем обычно, принимала гостей. Просьба Сомса о предоставлении ее дома для празднества застигла ее в трудный психологический момент. Под влиянием одного замечания, оброненного Профоном, она начала заменять свой ампир экспрессионистской обстановкой. У Миларда продавались очень забавные вещи с лиловыми, зелеными и оранжевыми квадратами и клиньями. Еще месяц — и замена была бы завершена. А теперь завербованные ею чрезвычайно «занимательные» новобранцы не слишком подходили к старой гвардии — как если б одна половина ее полка была одета в хаки, а другая — в красные мундиры и медвежьи шапки. Но она успешно проявляла свое миротворческое дарование в этом салоне, не подозревая, как совершенно он отображал революционизированный империализм ее страны. В конце концов в этот день смешения двух начал чем больше мешанины, тем лучше! Уинифрид снисходительно обводила взглядом толпу гостей. Сомс вцепился руками в спинку старинного стула; молодой Монт зашел за этот «страшно забавный» экран, которого ей никто еще не сумел объяснить. Девятый баронет, в ужасе отпрянув от круглого пунцового стола, выложенного под стеклом крылышками синих австралийских бабочек, держится поближе к шкафчику в стиле Людовика XV; Фрэнси Форсайт схватилась руками за новую эбеновую полку камина, по черному фону которой тонко вырезаны лиловые химеры; Джордж, облокотившись на старые клавикорды, держит в руке голубую книжицу, словно собираясь предложить кому-нибудь пари; Проспер Профон вертит ручку открытой двери, черной, с ярко-синей филенкой; а рядом Аннет обхватила руками свою собственную талию; двое Маскхемов засели на балконе среди пальм, точно им дурно; леди Монт, худая и решительная, наставив лорнет, воззрилась на красно-бело-оранжевый абажур центральной лампы с таким видом, точно перед ней разверзлась небесная твердь. В самом деле, каждый, по-видимому, за что-нибудь держится. Только Флер, все еще в венчальном уборе, стоит, ни на что не опираясь, и бросает налево и направо слова и взгляды.