Сага о Форсайтах Том 1 - [3]
Под словами «иностранный», «неанглийский» Форсайты, считающие, что именно они представляют Англию в целом, подразумевают также все чуждое их классу.
«…в ней есть что-то иностранное», — говорит Роджер про Ирэн, жену своего племянника Сомса, желая этим сказать, что в ней, непонятной Форсайтам, заключается нечто неприемлемое для них и тревожное.
Жизненная философия Форсайтов — настойчивых, цепких, прочно занимающих свои позиции, осмотрительных, расчетливых, здравомыслящих, создавших культ своей жизнеспособности, выражается в их изречениях, которые служат своего рода девизами: «держаться», «сохранять энергию», «подождем — увидим», «осторожность прежде всего».
Изображение в романе комплекса форсайтизма отличается единством социального и психологического. Это единство мы видим и в обрисовке характеров Форсайтов.
Автор заставляет нас увидеть, как условия собственнического существования формируют личность, характеры Форсайтов, и в то же время, как в каждом из них проявляется индивидуальность, по выражению автора — «неповторимое я».
Наиболее последовательное выражение собственническая психология находит в образе Сомса. Если в манере обрисовки Джемса, с его беспокойной повадкой, вечной тревогой за цельность собственнического бытия своей семьи, вечным возгласом: «Мне никогда ничего не рассказывают!» — есть смягчающие нотки юмора, то в образе его сына Сомса все жестко, прямолинейно, подчинено единой сути. Автор показывает, как собственническая доминанта проявляется у Сомса во всем, в мелочах и главном. На красоту и обаяние Ирэн он смотрит «как на часть той ценности, которую она собой представляла, будучи его вещью», и ощущает раздражение при мысли, что, обладая ею, отчужденной от него духовно, он не испытывает удовлетворения, которое приносит обладание серебром, домами, деньгами, картинами. Автор дает понять, как много значит для Сомса тот факт, что картины выдающихся художников, которые он коллекционирует, растут в цене.
В образе Сомса проявляется авторский дар воплощения единства внешнего и внутреннего. Глянец на гладких волосах, как и на цилиндре, галстук, не отклоняющийся от перпендикуляра ни на одну восьмую дюйма, «строгость застегнутой на все пуговицы черной визитки» придают Сомсу «замкнутый и непроницаемый вид» и подтверждают форсайтовское убеждение, что безукоризненность в одежде — одно из «средств для достижения жизненных успехов в полном соответствии с законами конкуренции». В то же время, «несмотря на всю его утонченность и высокомерную выдержку денди, квадратная челюсть и линия рта придавали ему сходство с бульдогом». Эта подчеркнутая автором внешняя черта органически связана с присущим Сомсу свойством держаться за все, что он считает своим, мертвой хваткой бульдога.
Искусство писателя в создании характеров Форсайтов проявляется в том, что они живут самостоятельной жизнью. Автор смог вызвать у читателя ощущение их физического бытия; ведь для него они были живыми людьми. Не об этом ли говорит и столь тщательно вычерченное им родословное дерево Форсайтов как реально существующих людей? Один из читателей Голсуорси делился с ним в письме следующим впечатлением: он встретил на улице человека, лицо которого показалось ему знакомым, но он сразу не мог вспомнить, где его видел раньше; внезапно он осознал, что это был Сомс Форсайт.
Голсуорси создает у нас также ощущение реальности обстановки, окружающей его героев. Секрет этого искусства в том, что он вживался буквально во все, о чем писал в романе. Среди его черновиков оказался выполненный им чертеж дома в Робин-Хилле, который архитектор Босини строил для Сомса; из приложенного к чертежу перечня материалов было видно, что писатель даже вычислил количество кирпича и цемента, необходимое для постройки дома.
Форсайтизм предстает в романе зримо, не только в результате авторского анализа, но и в силу закона контраста. Стабильному, тусклому, мертвенному существованию Форсайтов в их каменном Лондоне противопоставлена природа в движении, блеске, звучании, полноте жизни. «Над полем дрожал зной, все кругом было пронизано нежным, еле уловимым жужжанием, словно мгновения радости, в буйном веселье проносившиеся между землей и небом, шептали что-то друг другу»; «на дорожку неба между рядами деревьев выбежали новые звезды»; «и вдруг, показался месяц — молодой, нежный. Лежа навзничь, он выплыл из-за дерева, и в воздухе потянуло прохладой, словно от его дыхания»; «липы в этом году были необыкновенные, золотые, как мед».
В изображении одухотворенной автором природы господствуют поэтичность, эмоциональное богатство языка в противовес суховато-сдержанному, ироническому стилю описания форсайтовского бытия.
Центральная тема «Собственника» связана с проблемой буржуазного брака — сферой, где наглядно проявляются жестокие и лицемерные законы форсайтизма. «У них это называется «святостью брачных уз», — размышляет молодой Джолион, — но святость брачных уз покоится на святости семьи, а святость семьи — на святости собственности».
В процессе развития романа раскрывается все значение предпосланного ему эпиграфа — строк из «Венецианского купца» Шекспира: «… Ответ мне будет: //Рабы ведь эти наши».
