Сага листвы - [31]

— Салз, что с ногой?

— Ерунда, — некромант улыбнулся, притянул девушку поближе и оставил поцелуй у нее на виске, — почти прошло. Устала?

— Совсем немного. — Мисс Блэкмунд посмотрела в его светлые глаза, в которых отражалось по-осеннему мягкое солнце, и тоже улыбнулась. — Всё хорошо.

— Леший! — завопил алхимик. Обернувшись, молодые люди увидели, что тот стоит на четвереньках и возмущенно сверкает янтарным взором сквозь покосившиеся очки.

— Прости, — Торус протянул руку, помогая Илару подняться. — Ставя точку, я не рассчитал сил.

А потом сунул два пальца в рот и залихватски свистнул — словно мальчишка, гоняющий голубей. Через мгновение воздух задрожал, и над пришлым зависла маленькая хохлатая пичужка в радужном оперении.

— Ух, ты, смотри, летавка, — Салзар сжал девушке руку.

— Летавка?

— Совершенно верно, — отозвался эйп Леденваль, подставляя птичке предплечье, — сиречь, элвилинский письмоносец. Видите, у нее на лапке лента?

Хельга с Салзаром подошли поближе, разглядеть тихо чворкавшую диковинку. Торус подмигнул и пересадил пичугу на плечо Мидесу. Та тотчас взяла в клюв длинную прядь волос и потянула.

— По-моему, она голодная, — заметил элвилин, привязывая к птичьей лапке скрученный трубочкой пергамент, — или же ты ей понравился. Вот что хорошо в летавках, так это экономия времени. Они мгновенно прыгают туда, куда надо.

— Как через дольмен? — вскинулась юная волшебница, которая в последнее время крайне интересовалась теорией порталов.

— Именно, — Торус подкинул птичку в воздух, где та сразу исчезла, окруженная голубоватым сиянием. — Если захотите, мисс Хельга, расскажу о летавках подробнее. Позднее. Не то, чтобы я был нетерпелив, но мокрая одежда может доставить вам, давним, кучу неприятностей. Простуду и всё такое. Да и гнус не дремлет. — Он кивнул на мерно гудящую темную тучку, повисшую над Салзаром и Хельгой. — Так что лучше двигаться.

Впрочем, пешком они шли недолго. Когда поднялись до разрушенной башни, по дороге уже летел конюх на гнедом жеребце. Рядом, чуть отставая в полкорпуса, бежала вороная кобыла.

— Это элвилинские лошади, — снова шепнул на ухо подруге некромант. — Видишь, какая длинная шея? И ноги…

— Салз, я знаю.

Хельга заметила, как усмехнулся эйп Леденваль, и вспыхнула. Ну, как услышал?

— Не стоит считать меня совсем уж невежей, Салз.

— Болван, — буркнул Торус и вперил негодующий взгляд на спрыгнувшего с лошади косоглазого паренька-давнего, — ты почто всего пару привел? Назад своим ходом доберешься.

— Как скажете, хозяин, — конюх шмыгнул носом и понуро отошел в сторонку.

— Так, Салзар, вы с девушкой на гнедого, а я с Иларом поеду. — Торус помог алхимику взобраться в седло.

И вскоре они въезжали в распахнутые чугунные ворота, погружаясь словно в озеро, в густую тень вековых зелениц, обрамляющих аллею.

— Прибавьте ходу, — Торус обернулся. Черные волосы волной плеснули по плечам, — сейчас ливанет.

И действительно — стоило друзьям спешилться посреди двора, сквозь плиты которого прорастала чахлая травка, полыхнула молния. Заворчал гром, и с неба, заянутого низкими серыми тучами, упали первые холодные капли.

Торус легко взбежал по каменным ступеням и кулаком замолотил в высокие сводчатые двери. А, как открыли, ринулся внутрь, отчаянно ругая нерасторопных слуг и на ходу отдавая распоряжения. Потом на крыльцо выскочила элвилинская девушка — длиннокосая, испуганная. Низко поклонилась гостям и широко распахнула створки, приглашая входить.

Салзар вдруг почувствовал, что руку ему сжала холодная ладонь.

Обернулся и увидел бледного алхимика. Нижняя губа Илара подрагивала, а огромные из-за очков глаза были наполнены таким ужасом, словно юноша перед собой не девицу узрел, а исчадие Мглы.

Горничная, поймав взгляд Абранавеля, хлопнула ресницами, с растерянным видом еще раз поклонилась в пояс, мазнув рыжей косицей лестницу, и отступила на пару шагов. Илар бегом ринулся внутрь, увлекая за собой недоумевающего некроманта. Мисс Блэкмунд, пожав плечами, устало вошла следом.

Холла в замке почти не было — язык не поворачивался назвать так маленькую прихожую, скудно освещенную из окна-бойницы и через несколько шагов сменяющуюся тесным коридором. Еще одна служанка, постарше, забрала у гостей плащи и вежливо пригласила идти за ней.

По бокам коридора ярко горели факелы, освещая сглаженный временем каменный пол и стены с редко развешанными узкими гобеленами, напоминавшими знамена. Правда, ни гербов, ни девизов было не разобрать — старая ткань изрядно выцвела.

Кованая витая лестница привела на второй этаж и, пройдя за горничной в комнату, гости замерли на пороге. С огромного портрета на противоположной стене нежно улыбалась изображенная в полный рост элвилинская красавица. Салзар, одно время увлекшийся живописью, припомнил, что такие губы, как на картине, венисские художники называют «луком любви». Иссиня-черные волосы дамы были забраны в высокую прическу, являя миру изящную длинную шею. Молочно-белые плечи были вызывающе открыты, а лазурное нарядное платье по цвету могло смело соперничать с сияющими, точно изумрудные звезды, кошачьими глазами. В маленьких точеных пальцах женщины запуталась белая лилия.