Сафьяновая шкатулка - [72]

Фрид наотрез отказался от ампутации, хотя отлично понимал, чем это грозило ему. Мужество тут было ни при чем: просто он очень устал…

…У ворот дома Коробов резко затормозил. Не стал загонять машину во двор: вдруг понадобится. Захлопнул дверцу, вбежал в комнату Фрида. Лицо Фрида заливал пот, волосы мокрые и беспорядочно падали на лоб. Коробов подошел, с хорошо разыгранным спокойствием в голосе спросил:

— Как дела, Фрид? — Но не мог оторвать напряженного взгляда от губ Фрида: они были искусаны в кровь.

Фрид рукавом сорочки вытер лицо, попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась болезненная гримаса.

— На этот раз, кажется, все… — прохрипел он.

— Не мели вздор, — сказал Коробов. — «Скорую» вызвали?

— Нет. А зачем?

— Идиот… — сказал Коробов. Направился было к телефону, но раздумал. — Дед Акоб, открой ворота и дверцы машины, быстро.

Он подошел к Фриду, закутал его в одеяло и, схватив в охапку, понес на руках в машину.

— Это ни к чему, Алешка…

Вместо ответа Коробов с ходу включил вторую скорость и вырвался из переулка.

— Держись крепко, Фрид… Мы еще с тобой покатаемся на этой колымаге… Ты слышишь меня?

— Слышу. Впереди красный свет.

— Проскочим.

Он проскочил у самого носа какого-то, должно быть междугородного, автобуса, следом раздался свисток милиционера, тревожно просверлив ночную машину.

— Черт, кажется, инспектор нагоняет нас. Смотри назад, Фрид… Фрид, ты меня слышишь?

— Слышу, он нагоняет…

Коробов круто переложил руль влево и поехал по тесной улочке, тут инспектор не мог обогнать его.

— Вот так… Он повис на хвосте, что ли?

— Повис, — улыбнулся Фрид.

— Пусть повисит, а то, наверно, замерз, стоя на улице. Только ни к чему столько свистеть… Ты меня слышишь, Фрид?

— Слышу, Алешка.

— Интересно, сколько людей он разбудил сейчас? Фрид, ты меня слышишь?..

Фрид не отозвался.

— Фрид!..

Он повернулся и посмотрел назад: Фрид полулежал на сиденье, привалившись головой к заднему оконцу, в полумраке машины неестественно отсвечивали острый нос и подбородок.

Коробов снова переложил руль круто влево и остановился у подъезда больницы, возле которого стояла машина «скорой помощи». Тут же рядом остановился милицейский мотоцикл, с него соскочил инспектор и, взбешенный, еще не сообразив, что преступник не станет задерживаться возле больницы, подбежал было к Коробову, который пытался ловчее обхватить потерявшего сознание Фрида.

— Ваши права.

— О правах потом, помоги лучше донести его.

Инспектор посмотрел в окошко и протяжно свистнул.

— Это можно, — сказал он.

Вдвоем они внесли Фрида в приемный покой, положили на кушетку.

— Врача! — заорал Коробов.

— Не кричите, товарищ, я врач, — тихо сказал человек в белой шапочке и в сером халате, накинутом на плечи поверх белого, врачебного.

— Что с ним?

Коробов молча откинул одеяло. Врач посмотрел на ноги Фрида. Они были синие.

— Живо на стол! — приказал он вошедшим санитарам.

Санитары проворно раскрыли носилки, уложили Фрида и унесли. Врач обернулся к Коробову. «Я его помню, когда-то я его лечил. У него, кажется, с войны?» — «С войны». — «Мда». Коробов вспомнил про инспектора, обернулся. Тот смущенно приложил руку к козырьку и сказал: «Прошу прощения…»

Оставшись один, Коробов неожиданно почувствовал, будто какую-то часть его существа одним ударом отсекли и унесли куда-то. Ощущение это было настолько острым и реальным, что он невольно оглядел себя — все ли на месте?

Ему было невыносимо оставаться здесь. Он вышел на улицу. Там на заснеженном асфальте инспектор ГАИ дергал ногой в тщетной попытке завести мотоцикл. Наконец он оставил попытки и закурил сигарету. Коробов подошел к нему.

— Дайте я попробую.

Однако несколько его попыток тоже ни к чему не привели. Коробов не спеша отвинтил свечу, она оказалась залитой маслом. Он зажег спичку и несколько минут подержал конец свечи в пламени. Затем все так же, не спеша, поставил свечу на место, подсоединил трубочки, надавил ногой на стартер. Мотоцикл заработал.

— Вот спасибо, друг! — обрадовался инспектор, перекидывая ногу через сиденье, затем приглушил грохот мотора. — Не считайте меня назойливым, это ваш брат? — Он кивнул в сторону больничного корпуса.

— Нет.

— Товарищ, значит.

— Да.

Инспектор вздохнул, поправил ушанку.

— А вы раньше-то времени не убивайтесь, даст бог…

— Не даст.

Инспектор задумчиво пососал сигарету, посмотрел на окурок, еще раз затянулся и бросил в снег.

— Ну ладно, извините, мне надо ехать. Служба? Желаю удачи, браток, и тебе, и ему.

Коробов кивнул. Когда мотоцикл, мигая красным огоньком, скрылся за углом корпуса, Коробов вернулся в приемный покой, постоял у радиатора, погрел озябшие руки. Посмотрел на часы: начало четвертого. До рассвета еще часа три. Он взглянул на телефонный аппарат, вспомнил, что жена ждет звонка. Набрал номер.

— Алло? — с первого вызова ответила жена, должно быть не отходившая от телефона.

— Марина, я звоню из больницы. Его взяли в операционную.

— Что собираются делать?

— Не знаю. Ты ложись и спи, я приеду не скоро.

В комнату вошла заспанная старушка в белом халате.

— Телефон долго не занимайте, — сказала она.

Коробов попрощался с женой и положил трубку. И только тогда понял, что сказать жене ему, собственно, было нечего, звонил, чтобы как-то убить время: оно тянулось невыносимо медленно.