Сафари - [42]

— Между Мерчисоном и озером Кьога на Ниле есть другие водопады — Карума-Камдинии и Айого, а между Кьогой и озером Виктория — Бужагали, Налагала, Буйала. Признано, например, что построить ГЭС мощностью 180 тысяч киловатт на Бужагали более просто и дешево, чем внутри заповедника. Потом давайте считать. Уганда — страна туризма, а туристы едут к нам ради парков. Семьдесят процентов иностранцев, посещающих Уганду, устремляются на Мерчисон. В этом году страна получила от них девять миллионов долларов дохода в валюте. К 1974 году эта цифра должна возрасти до пятнадцати миллионов. И если эти доходы умножить на многие годы, которые Мерчисон, конечно, будет привлекать любителей природы, то получится сумма, которая с лихвой окупит строительство ГЭС в другом месте. Если же исчезнет Мерчисон, исчезнут и семьдесят процентов этих доходов. Вот вам и экономика. Спасти для потомков Мерчисон, этот подлинный Вавилон животных, — наша общая задача.

Территория, на которую не распространяется закон

Уезжать из Мерчисона прежним путем не хотелось. Я решил вернуться в Кению северной дорогой, через страну племени карамоджо. Ибрагим было запротестовал, ссылаясь на то, что там нет воды и не совсем безопасно. Но это еще больше распалило мое любопытство.

В Китгуме — последнем крупном селении у границ Карамоджоленда — я зашел в полицию за разрешением на проезд через этот район.

— Можете ехать, — почти безразлично ответил мне изнемогавший от жары комиссар полиции. — Только запаситесь всем, что нужно: там вам никто не поможет. И еще учтите, что закон на эти территории фактически не распространяется. Раз в десять дней полицейский джип объезжает границы, в остальное же время…

Дорога была довольно сносной. Вскоре мы проехали поселок Мади Опей, состоящий из двух лавочек сомалийцев и десятка хижин, а затем с удивлением увидели у обочины дороги табличку, написанную арабской вязью.

— Лопади, — «обрадовал» меня Ибрагим. Мы поняли, что слишком далеко заехали на север. Пришлось возвращаться и сворачивать на первую попавшуюся верблюжью тропу, ведущую на восток.

Поскольку я был счастливым обладателем «Волги», бездорожье меня не особенно пугало. Впереди была глинистая равнина, покрытая невысокими колючими акациями саванна, которая в сухую погоду никогда не была препятствием для «Волги». К тому же на востоке, там, где начинались горы Нангейя, должна была вскоре появиться и дорога, ведущая в страну карамоджо.

Солнце палило немилосердно. Все живое, если не считать двух гиен, с непонятным упорством все время трусивших за нашей машиной, куда-то попряталось. К сиденьям машин нельзя было притронуться: они пышали жаром, и малейшее перемещение по ним было чревато неприятностями. Вода в радиаторе почти кипела. Однако останавливаться было бесполезно: неподвижная машина раскалялась бы еще больше.

Как ни странно, но кое-где среди этой выжженной равнины попадались топкие лужицы. Грунтовые воды залегают здесь так близко от поверхности, что даже все иссушающее солнце не может с ними справиться. Судя по многочисленным следам животных вокруг луж, ночью возле них бывало оживленно. Несколько раз наша «Волга» сползала по отвесным берегам каких-то речушек, буксовала в толстом слое песка и бойко поднималась на противоположные берега.

На дне одной из рек в песке копались две женщины, выискивавшие раковины каури. Завидев нас, они вскрикнули и, смеясь, побежали к кустам. Высокие, стройные, с осиными талиями. По многочисленным рубцам на их спинах, повторяющим линию позвоночника, я понял, что они из племени каква. Корявые деревья, росшие вдоль реки, давали хоть какую-то тень, и я, в надежде, что женщины вернутся, решил подождать их, а кстати, и дать немного остыть мотору.

Не прошло и пяти минут, как беглянки, действительно, вышли из-за кустов. Весь их наряд состоял из едва прикрывающих должное место кожаных передников, на которые были нашиты ракушки и немного бисера. На шее, точно стоячий воротник, красовался широкий браслет из бисера, а ниже, закрывая грудь и почти все туловище, ниспадали десятки ниток бус. Сделаны они были из все тех же раковин, нанизанных на высушенные сухожилия животных.

Перебрав несколько языков, Ибрагим наконец по-арабски уговорил кокеток сесть в машину и показать нам дорогу в их селение.

Поохивая на огненном сиденье, женщины в два голоса объясняли дорогу. Однако Ибрагим ничего не понимал. К счастью, селение оказалось близко: как только мы выехали из долины на равнину, впереди показались остроконечные соломенные крыши. Дома у каква цилиндрической формы, из тростника, а сверху обмазаны глиной. Мужчин не было видно. Женщины в еще более невинных нарядах, чем у наших знакомых, по двое, стоя друг против друга, толкли просо в огромных ступах, равномерно поднимая в воздух увесистые поленья-пестики. Рядом, повторяя движения матерей, играли дети, на их головах для защиты от солнца были нахлобучены половинки калебасов. За деревней тянулись длинные ряды рам, на которых сушились коровьи шкуры. Они уже давно высохли под солнцем, и, когда с севера налетал обжигающий ветер с песком, они звонко гудели, словно напоминая: «Из нас можно сделать хороший тамтам, тамтам, тамтам..»