Сафари - [38]

— Вон на скале сидит птица, — показал Вафула на одинокий останец. — Покот и масаи называют ее «ламмергиере». Это хищная птица, которая съедает свою жертву вместе с костями. Говорят, что она высиживает птенцов в ущелье Суам, которое начинается в кратере и спускается вниз, в долину Мбале. Но никто еще не видал этих птенцов.

Вафула нагнулся и, подняв камень, бросил его в птицу, но не попал. Та оглянулась и нехотя, едва махая крыльями, полетела к лесу.

— Хитрая птица, — зачмокал языком Вафула. — С какой стороны к ней ни подойдешь, она всегда летит в направлении солнца, чтобы охотнику было больно смотреть. Никогда в нее не попадешь.

Птиц кругом становилось все больше, особенно много их начало попадаться при нашем приближении к небольшому горному озеру. Крикливые зеленые перевозчики, канюки, бекасы… Веселыми стайками носились над долиной и азартно перекликались черные утки; то и дело шлепаясь в воду, они долго били по ней крыльями. Две желтые трясогузки самым нахальным образом уселись на мой рюкзак и недвусмысленно уставились на пачку с галетами, которую я приготовил к обеду. Но больше всего в этой птичьей компании меня удивили европейские городские ласточки. Совсем как дома, они стрелой носились над землей, преследуя жертву. Ласточек было много, пожалуй, больше, чем других птиц. Кто знает, быть может, именно здесь, на нежарком Элгоне, спасаются от февральских морозов наши летуньи?

Вафула все время что-то напевал, потом взял лук и, почти не целясь, выпустил стрелу в брызгавшуюся у берега утку. «Мясо будет», — заключил он.

Пока проводник возился с костром и жарил утку, я перебрался через небольшой хребет, мысом шагнувший в озеро, и попал в совершенно другой мир, как будто сохранившийся в этом уединенном уголке от далеких геологических времен. Ковер «бессмертника» почти исчез, его сменили гигантские древовидные крестовники, пробивавшиеся между валунами. Нельзя сказать, чтобы эти растения были красивы. Но их необычный внешний вид воскрешал в воображении эпоху динозавров.

В наших широтах крестовник всего лишь незаметная травка на лугах. Но здесь, в специфических условиях африканского высокогорья, крестовники вымахивают в шестиметровых древовидных великанов. Они встречаются почти на всех африканских четырехтысячниках. От ребристого стебля крестовника отходят три-четыре узловатые ветки, образующие подобие канделябровидной кроны. Сами ветки голые, листья появляются лишь на самом их конце — светлозеленые, опушенные, собранные в пучок. Впечатление такое, будто какой-то шутник, коротая здесь время, нанизал на голые стебли крестовника розетки заячьей капусты. По мере роста нижние розетки листьев отмирают, свисая с ветвей колючими серыми горжетками.

В четыре часа мы подошли к вершине Судек, высочайшей точке горной системы Элгон, превышающей 4320 метров. Западные склоны Су дека были сплошь покрыты лесом, над которым кое-где возвышались красные пики останцов. Восточнее маячила вторая элгонская вершина — Квонтобас, находящаяся на кенийской стороне. Говорят, что в хорошую погоду, стоя на вершине Судека, можно одновременно видеть и тропические леса у берегов озера Виктория, и спускающиеся к северу сомалийские пустыни. Но сейчас марево подернуло горизонт, не давая возможности увидеть ближайшие горы.

Зато огромное блюдце кратера лежало прямо у наших ног — зеленое и безмолвное. Гигантский круг разрывался только в одном месте — там, где начиналось ущелье Суам, пристанище загадочной ламмергиере. Сейчас это узкая и глубокая, дренирующая кратер теснина, над которой смыкается влажный лес. В прошлом же это был единственный выход для кипящей лавы, изливавшейся из недр земли к подножию Элгона. Вечный подземный огонь еще где-то здесь, совсем близко.

Существуют самые разноречивые оценки размера кратера Элгона. В различных справочниках его диаметр определяется от 6 до 15 километров. И если максимальная цифра справедлива, то Элгон — второй по величине (после Нгоронгоро) кратер в мире. Он, правда, уступает своему танзанийскому собрату в том, что почти не имеет открытых пространств, его покрывают густые леса, скрывающие красоты рельефа. В лесу, как уверял Вафула, много слонов и буйволов, но увидеть их мне не удалось.

Высокие манжетки, преобладающие в травяном покрове на открытых местах, имеют листья с матовой, серебристо-белой подкладкой. Когда набегает ветерок, поляны и лужайки в кратере мгновенно меняют свою окраску: из темно-зеленых превращаются в светло-серые. Местами, особенно по склонам, встречаются заросли крестовников, более высоких и развесистых, чем в долине. Климат в кратере прохладный, поэтому если даже внизу они уже отцвели, то здесь нередко только начинают выпускать из розетки листьев метровые пирамидальные соцветия, усыпанные бутонами будущих ярко-розовых цветов.

Среди таких цветущих крестовников на самом краю чаши кратера и была сооружена охотничья хижина, к которой привел меня Вафула. Хотя уже смеркалось, он, даже не перекусив, заторопился «по делам»… Какие дела могли быть в этой горной глуши? То ли где-то рядом промышляли его соплеменники-охотники, то ли ему самому надо было проверить силки и ловушки, поставленные раньше в лесу?