Садовники Солнца - [15]

Учителя отмечали разносторонность интересов Анатоля. За время учебы он увлекался в разное время химией, кибернетикой, астрономией. Затем неожиданно занялся исследованиями в области биологии и медицины. Объяснялось это просто — начало поисков тайн живого совпадало со смертью матери. Именно в такую форму — попытку борьбы — вылилась реакция подростка на страшную потерю.

«Где-то здесь, — подумал Илья. — Где-то здесь проглядели Анатоля… Увлечение биологией прошло не само по себе: попытка борьбы с законами природы, конечно же, закончилась неудачей. Детский максимализм был посрамлен. Это усугубило чувство потери и… бессилия что-либо изменить. Очень опасное чувство!.. Хорошо, если первое поражение заставило более серьезно, вернее — более реально воспринимать жизнь и ее проблемы… Как жаль… Как жаль, что местный Совет посчитал тогда четырнадцатилетнего подростка достаточно взрослым, чтобы жить одному, вне коллектива. Хотя, конечно, были одноклассники, соседи, возможно, родственники… Надо проверить».

Илья связался с сектором миграций и перемещений. Машина выдала справку: за интересующие два года Анатоль Жданов никуда не уезжал; у него гостили: дядя Ефим Кириллович Жданов — восемь дней, известный философ Сунил Кханна — два дня.

«Еще две ниточки к познанию Анатоля», — отметил про себя Илья.

Он наскоро позавтракал и, решив, что пора от поисков ниточек переходить к собственно познанию, отправился в город.

— Уехал ни с кем не попрощавшись, представляешь?!

— К Ирине? — насторожился Илья.

— Нет, брат, она работала в Хусте, а Толь прямо в горах обосновался, в заповеднике Зимы. Места там великолепные — мы и раньше на натуру туда летали, всем братством…

Калий — так странно именовали местные художники своего предводителя — задумался на миг, улыбнулся.

— Впрочем, ты прав. Сох он здесь по ней. Прямо с ума сходил. Размечтается порой — моя жена, моя судьба и так далее. А сам на то время два раза с ней всего-то и виделся. Я ему и говорю однажды: «Слушай, Толь, ты знаешь кавказскую мудрость?» — «Какую?» — «Прежде, чем приглашать на свадьбу, — говорю, — узнай хоть имя невесты».

— Ну и как, послушался совета?

— Я же говорю — улетел, даже не попрощался. — Калий глядел на Днепр, где по фарватеру двигался грузовой караван. — С ним что-то случилось? — быстро и тревожно поинтересовался он и добавил: — Мы изредка созванивались. Вернее — я звонил. Раньше… Анатоль производил впечатление… занятого человека. Да он и сам говорил — страшно много работы, устаю.

— Вот именно — производил впечатление, — вздохнул Илья и вкратце рассказал Калию все, что знал.

Калий опечалился.

— Этого следовало ожидать, — сказал он. — Не знаю, что у них там произошло с Ириной, но я всегда опасался срыва. Понимаешь, у Анатоля чересчур большие запросы. К другим — ладно. Когда он ругал мои работы и требовал — или гениально, или в корзину — это, конечно, обижало, но и подстегивало. А к себе… Максимализм постоянно подсовывал Анатолю неудачи. Цель он замыслит прекрасную, а примется ее осуществлять — и…

Они медленно шли по набережной. Грузовой караван уже скрылся из виду, и на гладь реки опять выпорхнули скоростные яхты.

— Отсюда — непоследовательность Анатоля, его метания, — продолжил художник. — Нетерпение гонит его, а дело противится. Ты ведь знаешь: любое серьезное дело даже мастеру сначала противится. А Анатолю подавай большое и сразу. Улавливаешь? Чуть что не так — самобичевание: и бездарь я, и тупица. Не по силам, не по плечу… А сам-то и сил своих еще не пробовал, и плечо не подставлял… Впрочем, что мы все говорим и говорим. Я тебе сейчас наглядно продемонстрирую творческий метод Жданова. Подожди здесь.

Калий спустился к прогулочному причалу, и через минуту лихо подрулил к гранитному парапету набережной небольшой катамаран.

— Прыгай!

Еще через пять минут они проскочили под пролетом старинного моста-памятника, обогнули остров. Отсюда, с середины Днепра, открывался прекрасный вид на левобережье: кромка песчаного пляжа, разноцветные гирлянды домов, серебристый купол, прикрывающий коммуникации Южного металлургического комплекса, а еще дальше — и» везде! — кипение зелени.

Мощный клекот воды за кормой вдруг стих. Катамаран закачался на мелкой волне.

— Не туда смотришь, — сказал Калий, поднимаясь из-за штурвала. — Глянь на правый берег.

— Что это? — прошептал изумленный Илья.

Отвесные берега-кручи, начиная от городка Сказок, укрывали стремительные рисунки, точнее — наброски, будто неведомый гигант собрался было превратить эту излучину в своеобразную многокилометровую панораму, да в последний момент передумал.

Замысел его оживил только одну-единственную скалу, круто нависшую над водой. Из нее, подняв коня для прыжка, вырвался на простор реки былинный богатырь: лицо спокойное, открытое, в складках каменных уст пробивается улыбка. Казалось, берег вот-вот вздрогнет от мощного удара копыт, и всадник помчит по воде аки по суше.

— Тезка твой, — пояснил Калий, — Илья Муромец. Впечатляет?

— И это все — Анатоль?

— А то кто же. — Художник нахмурился, присел на пластиковую окантовку борта. — Кто еще может придумать самую грандиозную в мире монументальную композицию «Славяне», зажечь своей идеей сотни людей, развернуть полным ходом работы, а затем… сбежать за какой-то юбкой?»