Садовник Любви - [20]

В действительности, это немного смущало её. Она почему-то не могла в точности понять, каким образом её существование стало таким гладким, лишённым сложностей, свободным от мелочного быта. Её жизнь превратилась в почти что в пунктирную линию только из красивых и волнующих моментов, сияющую и прямую лестницу в небо, не испачканную пошлой повседневностью. Отчасти она объясняла это контрастом со временем рабства… и тем, как артистически Мэмфис посвятил себя поиску радости для неё.

Он оказался очень хорош в том, как сделать её счастливой. Возможно, порой думала Эрриэнжел, ему удалось узнать её даже лучше, чем она сама знала себя — настолько он умело направлял её, минуя печали. Каким-то образом, у него всегда получалось заставить вещи выглядеть иначе.

Прошёл год, прежде чем в ней наросло беспокойство.

Она никогда не прекращала любить его, но окончательно поняла, что нуждается в переменах.

В постели, после прекрасного секса, Эрриэнжел сказала ему спокойно обдумать это.

Ответный взгляд заставил Эрбрэнда казаться всего лишь капризным мальчишкой.

Все её чувства необычно исказились, мир смазался.

* * *

— Опять всё пошло не так, брат? — спросил сияющий Тэфилис. — Ах, ах. Ну, повезет в другой раз. Я пришлю тебе подтверждение, чтобы ты смог погасить свою ставку.

На грани слышимости Мэмфис пробурчал проклятье, отчего его брат вспыхнул злостью, как сухой порох.

— Когда-нибудь, Мэмфис, ты должен набраться смелости и сделать все сам, не используя все эти милые чистенькие машины. Хотя бы раз тебе необходимо лично потереться с жертвой своей ханжеской плотью. Однажды ты должен вонзить нож собственными незапятнанными ручками. — В Тэфилисе сейчас сквозило искреннее презрение.

Мэмфис проигнорировал его. Молча выключил оборудование и удалился.

Внезапно Эрриэнжел вернулась в свои комнаты в Саду Страстей. С лица поднялся колпак зонда, распустились удерживавшие её ремни.

Она была одна.

Вначале её не покидала уверенность, что это всего лишь страшный сон или, возможно, болезненный бред. Она присела на кушетку, дожидаясь окончания кошмара. Но, к моменту появления Мэмфиса, ей удалось сделать правильный вывод.

— Ты не постучал. — Её эмоциональное состояние находилось вне гнева и страха.

— У меня только одно, — сухо произнес он. — Я пришёл сообщить, что должен передать тебя в ведение моего брата. — Его выражение мало походило на человеческое: лицо бездушной машины, с вытиснутой на нём карикатурой на изнеможение и разочарование.

Она медленно кивнула.

Он чуть замешкался, будто собираясь еще что-то сказать, но затем повернулся и вышел.

При виде Тэфилиса, который даже одет был одинаково с братом, она на секунду почувствовала себя попавшей в дурацкую психодраму — из тех, в которых монструозный близнец оказывался скрытой тёмной стороной симпатичного персонажа. В конце концов, ей никогда не приходилось видеть их вместе. Но нет. Это невозможно. Только что Мэмфис умирал от усталости, а Тэфилис козликом проскакал по комнате. Его волосы казались наэлектризованы зловещей энергии, лицо пылало, глаза сверкали. Совсем иная улыбка — насмехающаяся, едкая, торжествующая.

— Эрриэнжел, теперь моя очередь.

Он защелкнул ошейник вокруг её горла и рывком вздёрнул её на ноги.

— Пошли. Будет не так уж плохо. Верно, я не как мой брат… Но, с другой стороны, ты хотя бы увидишь моё лицо, когда я изнасилую тебя.

Несмотря на всё различие между братьями, что-то в своеобразии момента до жути напомнило ей то мгновение, когда Мэмфис решался на её покупку… когда он спросил: «Ты можешь любить?»

Эрриэнжел собралась с духом. Она прошла через порабощение и свои воспоминания — переживёт и это.

— Что произойдёт, если я не смогу угодить тебе лучше, чем твоему брату?

— Тогда мне придется продать тебя.

Слова прозвучали равнодушно, без угрозы, но в глумливой улыбке было полно злобного обещания.

— О.

Его губы растянулась еще шире, отчего Тэфилис вовсе перестал походить на брата.

— Теперь я должен задать тебе важный вопрос, Эрриэнжел.

— Какой?

— Ты можешь ненавидеть?

— Да, — отрезала она с мрачной уверенностью, и ответила на его улыбку своей, такой же мерзкой.