Садовник - [46]

Вокруг шелестела обильная летняя листва, с тяжелым гулом летали полные нектара пчелы, и стояла такая красота, что не хотелось даже двигаться.

Он прошел к господскому дому, но красной машины гостя не обнаружил. Более того, все в доме шло так, словно минувшей ночью ровным счетом ничего не произошло, словно и не было никакого эдемского гостя!

Нет, к завтраку на террасу вышла вся семья, но ни один человек, а сидящий в кустах Себастьян слушал очень внимательно, ни один человек даже словом не упомянул ни о сеньоре Ансельмо, ни о вчерашней вечеринке, ни об Эдеме.

Себастьян тихо, счастливо засмеялся и побрел поливать цветы. Он понятия не имел, как это сделал бог, — может быть, забрал гостя, как Христа, сразу в Эдем, но главное, что знал Себастьян: он поступил в точности так, как посоветовала ему Библия, и господь оценил это и снова оказался на его стороне.

***

28 июня 1931 года наконец-то состоялись выборы в кортесы, но главное, епископат выделил деньги на восстановление храма, и в городе мгновенно началось грандиозное строительство. И это означало, что наименее состоятельная, а значит, наиболее взрывоопасная часть населения от рассвета до заката будет этим летом при деле.

Но отдыхать верхушке города не приходилось. Старый полковник добился-таки проведения широкомасштабной полицейской операции, и Мигелю при поддержке роты жандармов из Сарагосы удалось выловить в горах четырнадцать совсем обедневших, а потому и захвативших земли семьи Эсперанса арендаторов.

Конечно же, все они предстали перед судом, и, хотя полковник Эсперанса настаивал на жесточайших мерах, многоопытный судья поступил мудрее и настоял на перезаключении контракта об аренде лишь с небольшой штрафной долей в пользу семьи крупнейшего землевладельца города.

Полковник начал жаловаться, но ни алькальд, ни прокурор его не поддержали — всем и без того хватало головной боли. Каждый божий день муниципалитет по нескольку часов занимался требованиями многочисленных, возникших как грибы после дождя профсоюзов, союзов арендаторов и политических партий. Коммунисты, троцкисты, анархисты… — их было столько, что алькальд уже раз сто перекрестился, благодаря господа за то, что Всевышний позволил ему избраться до того, как они вошли в силу.

Хватало работы и в полиции. Каждое утро Мигель просыпался и смотрел на заглядывающее в окно солнце с содроганием, потому что знал: через час он придет на службу, а через два снова окажется засыпанным десятками жалоб горожан друг на друга.

Революция подняла со дна столетиями накопившееся дерьмо, и теперь вся эта муть плавала над городом, отравляя атмосферу взаимной подозрительностью, обидами и старыми счетами.

Яростно и помногу, порой до двадцати часов каждые сутки, работал и молодой падре Теодоро. С рассветом он выходил во двор доставшегося ему от падре Франсиско дома и служил мессу, затем шел смотреть, как движется восстановление храма и вел подробные переговоры с прорабом. Затем снова и снова обходил полыхающие революционной спесью молодые политические организации и, рискуя быть обруганным и изгнанным, уговаривал не торопиться с действиями и хотя бы дождаться принятия конституции. Затем снова служба и снова обход — на этот раз самых немощных прихожан.

Если оставались время и силы, он с удовольствием заглядывал на усадьбу Эсперанса и встречался с сеньорой Тересой, а то и с ее садовником. Надо сказать, несмотря на свои неполные двенадцать лет, этот парнишка поражал отца Теодоро все больше и больше.

Из-за врожденного дефекта речи Себастьян не мог ни нормально общаться со сверстниками, ни даже объясниться со своим духовником. Но этот мальчишка так искренне и страстно хотел понять волю господню, так напряженно и заинтересованно слушал, особенно рассказы об эдемском саде, что падре Теодоро переполнялся благоговением и благодарил господа за то, что его предшественник падре Франсиско надоумил Тересу взять над несчастным сиротой опекунство.

Впрочем, юный садовник семьи Эсперанса Себастьян Хосе Эстебан тоже был чрезвычайно доволен тем, как все идет. Он совершенно точно знал, что в лице чудесно исчезнувшего с лика земли сеньора Ансельмо Эсперанса его посетил сам ангел господень. И теперь он все чаще стал наведываться в дом к падре Теодоро, готовя себя к будущей неизбежной жизни в раю. И вскоре обнаружил, что многого еще просто не понимает.

Он впервые задумался о том, что будет делать после Страшного суда, когда господь отделит зерна от плевел и поместит тех, кто много трудился, в Эдем.

Себастьян совершенно точно знал, что Эдем — это сад, такой же, как у него, но, конечно же, гораздо больше и несравненно прекраснее. Ему многократно объяснили, что в Эдеме не будет ни горя, ни страданий, а только одна нескончаемая радость пред лицом господним. И вот здесь он терялся.

Весь его опыт говорил о том, что счастье у каждого свое. Кармен более всего на свете любила карамель, старый полковник Эсперанса — командовать и щелкать на костяных счетах, а сам он, садовник в четвертом поколении, всегда с удовольствием ухаживал за цветами.

Как именно поступит с ними со всеми господь — посадит ли на зеленой лужайке в длинных, как у ангелов, рубахах рядом с добрыми зверями или просто сунет за пазуху, в дремотное, уютное тепло, чтобы каждый мог отдохнуть и согреться после неустанных земных трудов, Себастьян не знал, но уже понимал, что лично ему этого было бы недостаточно.