Сад теней - [54]

Я настаивала на ответе. Я отныне всегда буду настаивать на нем.

— Да, — ответила она чуть слышно.

— После того, как мы объявим всем, что ты уезжаешь, и ты переселишься в северный флигель, я принесу ножницы и сама их отрежу.

Она молча кивнула, но мне этого было явно мало.

— Я сказала, что сама все сделаю за тебя. Она вновь подняла глаза.

— Благодарю тебя, Оливия. Я улыбнулась.

— Я сделаю все, что в моих силах. Но ты должна помнить, что и мое положение отнюдь не легкое.

— Я понимаю. Мне искренне жаль. Поверь мне — я верю тебе. А теперь тебе надо прилечь и отдохнуть, а позднее мы обсудим все детали.

Вышедшая из спальни Малькольма после проведенной уборки миссис Штэйнер удивила меня: она ступала так осторожно и медленно, что я невольно заподозрила ее в подслушивании нашего разговора с Алисией за дверью лебединой комнаты.

— Миссис Фоксворт заболела? — спросила она.

Слугам трудно было называть Алисию «миссис Фоксворт» в беседах со мной, им неловко было называть ее по имени. Я так сурово взглянула на нее, что она осеклась, а затем отступила назад.

— Я имею в виду, я хотела бы знать, следует ли мне сегодня прибирать в ее комнате.

— Нет, сегодня этого делать не нужно, — сказала я.

— Хорошо, мадам, — ответила она и пошла вперед по коридору.

— У нее болит голова, — добавила я, — но в целом, ничего серьезного.

Миссис Штэйнер кивнула. Я наблюдала за тем, как она быстро спускалась по лестнице, и расстояние между нами росло. Она не будет возражать, если ее рассчитают, подумала я. Хотя она прослужила здесь довольно долго, и мы ей хорошо платили. Малькольм проследит за тем, чтобы она и все слуги были хорошо обеспечены, им выплатят солидное выходное пособие. А позднее я скажу ему, сколько слуг мне необходимо. Необходимо, чтобы он отныне строго исполнял мои распоряжения. Я ждала его объяснений, он будет поставлен перед свершившимся фактом признания Алисии, как только вернется домой. Я была уверена, что он найдет время, чтобы разъяснить, как в действительности все обстоит, и что он задумал. Но я, разгадав его стратегию, любыми путями получу свой кусок пирога.

Отныне все будет зависеть от меня, даже Малькольм будет подчиняться мне и прислушиваться к моим желаниям. Я буду управлять всем. Это было лишь малое утешение за то, чего я была лишена, о чем я мечтала, и чему не суждено было сбыться; но я не лгала Алисии, сказав, что все мы узники поневоле. После признаний Алисии в том, что произошло между нею и Малькольмом, я согласилась на добровольное заключение, но приняв его, я стану полновластной хозяйкой своей тюрьмы.

МАЛЬКОМ ВЕДЕТ СВОЮ ИГРУ, А Я СВОЮ

Со своей обычной надменностью Малькольм не проявил ни раскаяния, ни стыда, ни угрызений совести. Когда он пришел домой вечером после работы, я вопреки правилам прошла в его кабинет, куда он обычно удалялся перед ужином, и вход куда был заказан всем в доме, за исключением самого Малькольма и прислуги, которая раз в неделю делала там уборку. Когда я без стука открыла тяжелую дубовую дверь, Малькольм взглянул на меня удивленно и сердито:

— Что ты здесь делаешь, Оливия? — спросил он сердито.

Лицо мое стало каменным, а в свой голос я вложила всю самую надменнейшую усмешку.

— Я собираюсь поговорить с тобой о новорожденном.

А далее я кратко пересказала исповедь Алисии. Я выплевывала ему в лицо отдельные подробности, словно восставала против его наглости и распутства. В небе прогремел весенний гром, буйный и темный, за окном позади была лужа, в которой виднелись сердитые исси-ня-черные облака, которые угрожали ворваться в комнату и поглотить нас. Но облака были далеко не такими иссиня-черными и страшными, как я, а если бы кто-нибудь и способен был на людоедство, так это я.

— Ты все преувеличиваешь, Оливия, — сказал Малькольм, перебирая карандаши на столе.

Во время моей речи настольная лампа отбрасывала тень на его лицо, скрывая его глаза. Ураган привел к неполадкам с электричеством, свет то загорался, то гас. Ставни были плотно закрыты от сильного дождя, который яростно барабанил по подоконнику, царапал по стеклу, мы были словно замурованы в этом кабинете Малькольм неспешно перебирал бумаги на столе. Он казался спокойным и сосредоточенным, словно все происходящее его не касалось. Я терпеливо ждала, пока он закончит перебирать свои бумаги и разложит их в две стопки. Я понимала, почему он не замечает меня. Это была борьба воли одного и другого. Я не собиралась ни сдаваться, ни кричать, исполняя роль обманутой жены, хотя именно эту роль он предназначал мне. Истерика сделала бы меня слабой, привела к потере выдержки и самообладания. Наконец, он взглянул на меня.

— Оливия, я хотел иметь еще одного ребенка, девочку, дочь, и теперь она появится у нас, — спокойно объяснил он.

— Как ты посмел думать, что я соглашусь принять ребенка, рожденного от такого смертного греха, в наш дом? — спросила я по-прежнему тихим и спокойным голосом, руки были опущены, пальцы сжаты в кулак.

Моя осанка ничем не выдала моего внутреннего напряжения. Я уже усвоила уроки Малькольма, как надевать на себя свой собственный панцирь.

— Я полагал, что это вызовет твое одобрение, — сказал он с ехидной улыбкой на лице. Он сидел, откинувшись в кресле.