Сад признания - [23]

А затем развернулся и пошел домой».

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

В том месте, где Иоанн Сороковник поет свою одинокую песнь, не надобно бы ему затягивать псалом 151.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

«Бездна взывает к глубине: ради бытия я съела брата своего; я преступила его, а затем совершила покаяние. Ты поднимешь то, что погребено, ты погрузишь то, что воспламенено!»

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Мне всегда становилось плохо при мысли, что во французском языке слово я могу произносить я и вместе со мною совершенно посторонние мне люди.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Й-й-а тоже.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Я никогда не могла смириться с тем, что меня изрекало именно то, чем я сама являюсь, что меня создало то, чем я была, что я должна стать тем, кем буду, что я должна говорить кому ни по́падя ты есть, слышать, как ты рассказываешь, чем ты являлся, когда он был. А ты?

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Что понимаешь ты под ты? Предположим, что я принадлежит мне: но если оно принадлежит мне и вы пользуетесь им, то вы не имеете на то никакого права.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Замолчи. Тем, что мы живем здесь и можем углубиться, обязаны мы не языку, но пространству, что выносит нас и которое есть храм хроноса, углубленное здесь временем настоящим. Велите же сейчас всем тварям отведать понемногу от мира окружающего и открыть нам в лучах света вид на наши вежды.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Отведаем же немного действия и съедим его завтрак, но прежде забудем всё перед обилием свершенных нами усилий.

ГОЛОС-ТЕНЬ:

Организм испытывает качку; если бы они догадались, что они сущие, то они быстренько нашли бы себе место под яблоком Адамовым; в другой пьесе Младенец Углубленный видит, как мысль его вновь приходит в движение; под хвора́стью Младенец Сукровичный убегает от беды; малыш Тентен Дубшан находит под пихтой свой стакан; размежевывает мир в двух противоположных направлениях Младенец Добрачный; Младенец Зловонный поглощает свой полдник; Углублятель жестов созерцает воздействие реальности; Младенец Почти Совершенный мечтает о том, как выйдет он на охоту на смерть и тело, что создано по образу и подобию тела; Иванжан Освобождатель приходит к мысли, что театр не есть производное света человеческого; Персонификатор Пуф плюхается в снег; Младенец Венерический осознает, что закон неумолимости плоти распространяется на одну его лишь плоть. Медведь Лихорадостный не слышит вас более.

X

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Когда я прогуливаюсь с вами вот так вот под руку, идя и глаголя, у нас не создается впечатления, что оба мы составляем одно целое гуляющее.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Аналогичное чувство испытываю я, когда я прогуливаю себя, ведя тебя туда.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Я чувствую здесь, что ощущаю сейчас род горя-злосчастия, что причиняет мне боль.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Когда я гуляю на вашем берегу, мне кажется, что я следую за вами, но ничего сам не наследую. А теперь к тому же я испытываю боль в середине центра моих двух глаз.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Сколько уже минут гоняемся мы друг за другом в сердцевине секунд?

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Направимся же теперь к тому выходному столу, где узнаем мы, усевшись на стул, подчиняется ли пространство по-прежнему закону двух линий параллельных, что в пространстве никогда не пересекаются.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Я спрашиваю самое себя, не есть ли вы часть меня, которую бы мне ненавидеть хотелось, и все же, вопреки всему, мне надо помочь разделаться с нею.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Мне уже страшно надоело постоянно влачить свое тело словно свое я за моим я, влекущимся по направлению ядра, вытолкнутого оттуда начиная сюда.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Направимся же теперь к тому стулу, где мы сможем съесть наше продолжение.

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Я хотел бы, чтобы было убрано тело мое, чтобы увидеть, все ли еще полое оно после его углубления и преполовения. Если бы мы находились внутри низверженного тела, смогло оно пойти бы от и докуда? Мне хочется поместить мертвую материю внутрь вашей артерии, чтобы убедиться благодаря этому истинно биологическому доказательству, действительно ли мы созданы дырой, действительностью в земле созданной. В качестве последнего циркового трюка этой жизни я молвлю: «Я положил жизнь свою назад в голову паяца Ничего-не-бояться». Здесь я днесь весь под занавесью.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Что бы ты все же принес в мешке своем, если бы он у тебя был?

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

Во-вторых, я затолкал бы в него все мысли свои, что прогуливаются посреди вас на земле.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

И случилось ныне, что в гробовом молчании мысли мысль замолкла. Прислушаемся же к ней. Но скажи мне теперь: что принесешь ты в мешке своем в день, когда ты в него приоткроешь дверь?

ЗЕМЛЯНОЙ ЧЕЛОВЕЧЕК:

В мешке этом содержится: один день, один собиральщик остатков, один считальщик качеств, одна количественница, одна божни́ца, один логоскоп, один хандрометр, одна флюгересса, один укорачиватель истинности времени, один думаскоп, один отрёкаметр, одна право-перестроечница и одна водяная щель, носительница инфекции, носитель инфекции и его тубус. Да, в мешке этом будет содержаться только вышеперечисленная материя.

ЖЕНА СЕМЯИЗВЕРГАЮЩАЯ:

Предметам этим не надобно быть здесь названными и не подлежит быть сущими; они не должны здесь числиться в списке чисел; они не должны, ни здесь, ни там, прорастать проря́женно в наших зонах грязных и прибрежных мира здешнего.