Сад. Притча - [13]

Наконец какой-то шорох нарушил тишину моего ума, позади себя в темноте я услышал очень медленную, величавую и целеустремленную поступь, принадлежащую столь же целеустремленному человеку, который прошел через калитку. Я обернулся, и в лунном сиянии увидел Учителя Дхармакирти.

На первый взгляд его лицо с грустными задумчивыми глазами и ласковой, почти печальной улыбкой выражало только доброту. Второе впечатление касалось его походки - ровной поступи благородного мужа, военной выправки, говорящей о решительности ее обладателя. И наконец, вы обращали внимание на его строгость, суровость его прямого римского носа, могучую шею, но самое главное - на интеллект, праведность и бесстрашие, которыми пылали его глаза. Он молча стоял, вглядываясь в меня около минуты или чуть больше, и наконец сказал:

- Пойдем уже со мной, погуляем по Саду.

Я встал, мы свернули налево, мимо низенькой каменной часовни и пошли на юг, в сторону пальмовых аллей.

- Ты, кажется, о чем-то хотел поговорить? - спросил он, идя со мной под сенью деревьев Сада.

Мои мысли, как часто в последнее время, вращались вокруг смерти, смерти моей матери, вокруг размышлений о том, где она может быть теперь. Но если честно, между нами кроме этой озабоченности у меня была и другая: моя собственная смерть. Я с трудом мог себе это представить, гадая, что же со мной будет, когда я умру, и, самое главное, будет ли она со мной, будем ли мы после этого вместе.

- Правда ли то, что мы продолжаем жить после смерти, и то, что мы жили до того, как родились?

- Давай лучше я буду задавать тебе вопросы, отвечая на которые ты получишь ответы на свои, - сказал Дхармакирти таким голосом, в котором прозвучала забота о моих переживаниях, казалось, хорошо ему известных. Но я услышал в нем и другие, металлические нотки, которые привели меня к пониманию железной логики, лежащей в основе его слов, заставив вспомнить непобедимые стальные тиски его холодного разума, с помощью которого - еще тринадцать столетий назад, живя в Индии, - он сокрушил ошибочные воззрения в умах тех, кто принял его вызов, вступив с ним в философский диспут.

- Как вам будет угодно.

- Из чего сделано тело?

- Ну, там кожа, кровь, твердые кости и жидкости, внутренние органы, кое-где волосы, чтобы кое-что прикрыть.

- Эти вещи материальны?

- Конечно, их можно потрогать и почувствовать, на них можно надавить, у них есть вес, они могут ломаться и распадаться на части; при большой необходимости, при хирургическом вмешательстве например, их даже вскрывают.

- А из чего сделан ум?

- Не думаю, что об уме можно сказать, что он из чего-то там сделан.

Это, скорее, нечто такое заполненное - иногда в большей, иногда в меньшей степени - мыслями, желаниями и надеждами, к которым я прислушиваюсь, когда они проходят через то место, которым является мой ум. Или которое является моим умом.

- А вот эти мысли похожи на части твоего тела? Их можно увидеть, потрогать или разрезать на куски?

- Если ты имеешь в виду, есть ли у них цвет, могут ли они быть твердыми или мягкими на ощупь, теплыми или холодными, могут ли они ласкать мои руки, как морская волна, то я отвечу - нет, ничего похожего. Мысли невесомы, прозрачны и невидимы, как хрусталь в воде, как сам воздух, который несет их постоянным потоком через всю мою жизнь.

- А у твоего ума есть такое его собственное место, где он пребывает?

Вот твои руки и ноги занимают же вполне определенное место. А ум?

- Ну вообще-то говорят, что у него есть свое место в голове, под черепной коробкой, в том сером веществе, которое мы называем мозгом… - Голос мой прервался, потому что я почувствовал, как по его телу прошла судорога; он весь слегка задрожал и повернулся ко мне. Его глаза, пристально глядящие на меня, стали медленно загораться, как у дикого зверя, который спал, а теперь, на мою беду, проснулся.

- А ум, стало быть, располагается в мозге? - сурово спросил Дхармакирти.

- Да, по-моему, так оно и есть.

- А почему не в руке? - спросил он, резко схватив обеими руками мое запястье. Ну и силища!

- Ну, может, и в руке… - ответил я, теряя уверенность.

- Ты разве не чувствуешь мои пальцы? - Его хватка становилась все сильнее.

- Еще как чувствую!

- Значит, ты осознаешь и чувствуешь рукой?

- Да-да, осознаю и чувствую, и вообще пусти, мне больно.

- Итак, твое сознание распространяется и в руку?

- Да, - ответил я, начиная вновь обретать уверенность.

- Значит, и твой ум распространяется в руку?

- Ну да, мой ум, мое сознание распространяются по всему-всему телу, до самого края кожного покрова.

- Итак, мы можем сказать, что твой ум располагается повсеместно в пределах твоей кожи?

- Да-да, мы можем так сказать.

- А дальше, за эти пределы? - И снова в обращенных ко мне глазах сверкнула сталь.

- Нет-нет, дальше никак - я не могу чувствовать дальше кончиков своих пальцев. У меня нет сознания за пределами моего физического тела.

- Значит, ты и помыслить не можешь, о… об этой мягкой травке под чинарой у фонтана? - спросил он, заговорщически подмигнув, как будто знал, как часто я вспоминаю это ложе любви.

- Ну, конечно, могу.

- Итак, мы можем сказать, что ум распространяется и туда, за пределы кончиков твоих пальцев, по всему этому Саду?