Сад лжи. Книга 1 - [71]

Рэйчел опять села в кресло, стиснув руки на коленях: по ее глазам было видно, что она понимает, как Дэвид должен в этот момент ее ненавидеть за выворачивающее душу стремление отомстить ему.

Но по сути теперь для нее, однако, уже не имело значения, что именно он думает. Кем бы они ни были друг для друга, — а сейчас она ясно видела, что преувеличивала степень их привязанности, — всему этому теперь конец. Между ними никогда ничего больше не может быть.

Но сначала им, ей и Дэвиду, предстояло вместе пройти последний, завершающий этап. Их ребенок заслуживал хоть эту малость. Приличные похороны, а не безвестную могилку. Когда нельзя было бы даже прийти оплакать эту короткую жизнь. Когда не останется никакого следа от ее пребывания на этой Земле.

Она не хочет обезболивания, притворства, будто все это ничего для нее не значит. Лежать на кресле, пока кто-то посторонний, напевая под радио, будет выскребать ее ребенка, как внутренности из рыбы. Ей было стыдно — пусть будет стыдно и Дэвиду! А иначе, как сможет она потом простить себя?

Сейчас, однако, ей было ясно, насколько она недооценила Дэвида. Он чем-то напоминал попавшее в капкан дикое животное: в глазах его светилась решимость отгрызть свою ногу, если это необходимо для того, чтобы выбраться из стальной ловушки. Он стоял в дальнем конце гостиной, красивое лицо было измученным, обычно ухоженные, хорошо уложенные волосы сейчас растрепаны и свисают мокрыми спутанными прядями, оставляя темные пятна на воротнике и плечах рубашки фирмы «Лакост».

Никогда раньше Рэйчел не видела такого странного выражения в его глазах. И тут до нее дошло: «Да он просто боится. От страха может в штаны наделать».

— Нет! — произнесли его губы, прежде чем само слово с надтреснутым звуком вылетело изо рта. — Это… аморально. Ты что, с ума сошла? Думать, что я смогу поступить так по отношению к своему собственному… — Он замолчал, заставив себя проглотить конец фразы.

— «Своему собственному»… кому, Дэвид?

«Скажи, черт возьми, по крайней мере, хоть скажи!» — кричало все у нее внутри.

— Не имеет значения. — Он достал платок и вытер вспотевший лоб. Никогда раньше не впадал он в такую панику, даже во время самых сложных операций, когда речь шла о жизни пациента. — Послушай, выкинь этот бредовый план из головы. Я доктор медицины, хирург, а не дерьмовый психиатр. Потому что только он тебе и нужен, крошка. Да-да! У тебя сейчас крыша поехала.

— Может, и так, — спокойно ответила она. — Но это ничего не меняет. Так или иначе, но нам придется расхлебывать это вдвоем.

— Что ты хочешь сказать? — Глаза Дэвида были прищуренными, подозрительными.

— Я хочу сказать, что если ты не сделаешь этот аборт, то его вообще не будет, и ребенка я тогда оставлю.

— Ты что, угрожаешь мне?

— Нет, — по голосу чувствовалось, что она говорит правду. — Для меня это единственно возможный вариант. Только при таком условии я могу жить дальше. А вариант, когда меня аккуратненько подчистит твой друг Келлехар, исключается.

Рэйчел внезапно охватил такой холод, что она подумала: вот как, должно быть, чувствуют себя мертвые, если они могут что-то чувствовать. И еще ей стало страшно.

Посмотрев на Дэвида, Рэйчел поймала себя на том, что невольно сравнивает его со своим отцом. «Он настоящий мужчина, не то что ты. Если бы сейчас он был на твоем месте, он бы никогда так не поступил по отношению к моей матери. Никогда не заставил бы ее так страдать».

Ничего не видя перед собой, Дэвид шагнул в сторону. При этом он зацепил ножку высокого табурета, с грохотом полетевшего на пол. Он наклонился, чтобы поднять его, — длинное тело напомнило ей изломанную линию башенного крана.

Выпрямившись, он взглянул на Рэйчел полубезумными глазами — вокруг радужной оболочки появились белые обводы. Он действительно выглядел так, будто готов перегрызть себе ногу, но понимает при этом, что все равно не выберется из капкана.

С побледневшим как мел лицом Дэвид опустился на составленные у стены картонные коробки и закрыл глаза.

— Ну хорошо, — наконец произнес он. — Твоя взяла, черт бы все это побрал. Не знаю, конечно, для чего тебе это понадобилось. Весь этот грязный спектакль. Надеюсь, ты-то хоть знаешь зачем? Господи, ты ведь должна знать!

Голова Рэйчел кружилась. Во всем теле чувствовалась страшная тяжесть. Должно быть, она действительно пьяна. Просто раньше она этого не осознавала.

Итак, победа! Выходит, надо теперь радоваться? По крайней мере быть довольной собой. Но почему-то ей просто холодно — и ничего больше. Рэйчел словно одеревенела. Продержаться! «Во что бы то ни стало продержаться», — твердила она себе. Покончить со всем этим делом. Так или иначе, но покончить.

Следующий час прошел в тумане.

Дэвид связывался с Келлехаром по телефону: тихим, напряженным от волнения голосом он объяснял, что намерен сделать, спрашивал, где может взять ключ от его кабинета. Затем они оба вышли из квартиры, молча спустились в лифте. На улице лил дождь, хлеща по лицу. Даже в такси, где было жарко, Рэйчел не переставала дрожать от холода.

Лишь когда они приехали по указанному адресу (увитое плющом небольшое кирпичное здание в районе нижней Пятой авеню имело слишком непрезентабельный вид — от номера дома на табличке оставалась только половина), до Рэйчел дошел весь ужас того, что она собиралась сделать. Боль словно ножом ударила в сердце. Вот Дэвид открыл дверь, включил свет, она увидела приемную: удобная мебель, эстампы на стенах, в углу на столе украшенная фигурками деревянных ангелов и тартановыми шариками рождественская елочка.