Сабля Лазо - [15]
«Худо наше дело, — думает Тимка. — От этих не ускачешь, сразу постромки обрежут. Ну, была — не была! Ближе подползу...»
Копач с Брянцевым на травке полеживают. Разговор меж ними интересный идет.
— Ты, Копач, — волк серый, — лениво тянет Брянцев, — а я, милейший, в Питере закалялся. Мы с Семеновым Ленина хотели прикончить, чуть-чуть не вышло. Там я пролетарского духу нюхнул. А дух у них портяночный, крепкий, всей России голову кружит.
— Не пойму штой-то разговоров твоих, — отвечает Копач. — Говори прямо, к чему гнешь?
— А к тому, сударь, что спета наша с тобой песенка, аминь, — как говорят попики. Ну, постреляем еще год-полтора, перевешаем тысяч сто-двести беспорточных «товарищей». А дальше что? Самим стреляться?
— Это как же? — мычит Копач. — Не позволю!..
— Вот именно, — ухмыляется Брянцев. — Как у Салтыкова-Щедрина. Откуда река? Убрать реку!.. Всю Россию не перестреляешь, к сожалению, и не перевешаешь. Живучи «товарищи».
— Врешь, Борис! — Копач вздымает волосатые кулаки. — На Руси не одни голоштанники, хозяева тоже есть. Возьми Сибирь нашу, везде хозяева. Што ни двор — хозяин справный, нашей веры. И в нем дух сидит нашенский, хозяйский!
— М-да! — чмокает Брянцев. — Но песенка наша все же спета, А потому добывай золотишко — и дуй поближе к Маньчжурии... Правда, в эту среду мы еще порезвимся...
Тимка назад пополз. А в голову кровь стучит, словно молотки по наковальне: «В среду! В среду! Что же будет в среду?»
От волнения не может Тимка вспомнить, какой день сегодня. Не то понедельник, не то вторник. «У Кирьки спрошу, если што — домой лететь надо».
Кружным путем миновали Тимка и Кирька Сухой ключ и только на перевале, у родника, оглянулись. Увидели, что двое всадников маячат вдалеке, туда едут, откуда ребята шли. «А потому добывай золотишко...»— вспоминает Тимка слова Брянцева. — Такие же они бандиты, как Тихон...»
— Стой, Кирька, отдых! — командует Тимка. — Снимай мешок. Потолковать надо.
— Про што?
— Сам знаешь...
— Ну, говори.
— Выкладывай золото, Губан!
— Што? Какое золото? Ты, Тимка, с ума спятил?
— То, которое в мешке.
— Окстись! — отмахивается Кирька. — Вот те крест, святая икона!
— Ну! — Тимка сдвигает брови. — Развязывай мешок!
— Не нукай, не запрег. Нет у меня никакого золота!
— Неужто? Дай-ка поищу!
— Попробуй!
— Попробую. — Тимка берется за Кирькин мешок. В ту же минуту Губан, развернувшись, бьет Тимку по голове.
— На тебе золото!
Красные искры вспыхивают в глазах Тимки, сыплются, как из горна. Валится он головой в родниковую воду. Жгучий холод обжигает его. Тимка вскакивает, пригибается — к схватке готовится. Губан стоит над ним с камнем-голышом.
— Еще хочешь золота? — кричит Кирька.
Считанные секунды размышляет Тимка. Стремглав нагибается, плещет водой в Кирькины глаза. И тут же отскакивает в сторону. Камень со свистом летит мимо уха.
— Ну, держись, Губан! — Тимка дает подножку, бьет Кирьку вдогон по шее. Тот падает.
Тимка достает мешочек, кладет рядом с собой, вытирает руки.
— Иди сюда, Губан, да не вздумай драться. Никогда ты меня не одолеешь. Послушай, што скажу. Твой отец бандит, Кирька. Вчера он убил китайца Ван Ли, взял его золото. Это золото Ван Ли. Понимаешь?
— Врешь, смекалинский! — мотает головой Кирька. — Все врешь! Мой папаня никогда бандитом не был. Он жилу в тайге нашел, его это золото!
— Дурак ты, Кирька Губан, — сплевыт вает Тимка. — Я говорил с китайцем, он еще живой был. Ван Ли сказал, што твой отец стрелял в него.
Не верит Кирька Тимкиным словам, крутится-вертится, мелет, что на язык попадет.
— Здорово придумал, смекалинский! Захотел к нашему золоту подкатиться? Сам бандит и есть. Куда его денешь? Себе заграбастаешь?
Не думал Тимка ничего такого. Зачем оно ему? Партизанам надо отдать.
— Отдадим его партизанам, Кирька? Они оружие купят, беляков будут лупить. А нас золотыми саблями наградят, какие генералы носят.
Тимкин план Кирьке не нравится. Сабель он может купить сам сколько хочет. А что отец скажет? Что они есть будут? Как маманю на ноги поднять? Тимке все нипочем, не его золото.
— Умник ты, смекалинский, только дураком родился. Если золото награблено, как же его партизаны возьмут?
Здорово сказал Кирька, крыть нечем. В самом деле, как Тимка не сообразил это раньше? Краденое золото! Такое партизанам, конечно, не надо.
— Ладно, бери, Губан, свое золото, подавись им вместе с батей!
Кирька животом плюхается на мешочек. Не ожидал он, что Тимка легко расстанется с ним.
— Слушай, Тимка, хочешь, я отсыплю маленько? Раз мы все пополам?
— Не надо, — отворачивается Тимка. — Не надо мне, Губан, краденого. Умирать буду — не возьму...
И снова пошли, снова замолчали.
Почти у самого Межгорья повстречался ребятам пастух Гурьян. Низенький, толстенький, в картузе без околыша, в таком, как у Кирьки. За ним кнут змеей ползет.
— Куда вас леший носил?
— На кудыкину гору! — огрызается Кирька.
Странный дед Гурьян, со стороны смотреть — умом тронутый, Давным-давно у межгорцев стада нет, а Гурьян, что ни утро, за село идет, кнутом щелкает, в рожок поигрывает. Всю дорогу приговаривает: «Куда прешь, комолая!», «Я тебя, Козулиха, вредная!»
Это он с коровами разговаривает, с теми, что пас когда-то. Чудно-чуднешенько.
