Саардамский плотник - [11]

Шрифт
Интервал

На палубе раздалось громкое «ура», на которое ответствовали стоявшие на берегу. Музыка гремела громче прежнего, и смельчаки радостно размахивали шляпами. Высоко брызнула вода и на минуту скрыла от всех взоров корабль, нос которого погрузился в воду, так что вода нахлынула на палубу; но тотчас же он гордо поднялся, выпрямился и величественно, спокойно отплыл от берега по сильно взволнованной воде. Но вот с палубы спустили тяжелые якоря. Они погрузились в воду, канаты натянулись, и корабль остановился, как прикованный, тихо покачиваемый волнами. Опять воздух огласился радостными криками, и вскоре на берегу поднялась суматоха и беготня. Множество лодок причалили к спущенному кораблю; плотники и любопытные взбирались на корабль, обнимались и целовались; на всех лицах была написана искренняя радость. Даже сам толстый Блундвик взобрался, хоть и не без труда, на корабль.

Между тем Петр Михайлов осматривал подробности счастливо оконченного корабля от трюма до красиво убранной капитанской каюты. Он, разумеется, был во время спуска на палубе, и платье его промокло насквозь. Но он был так рад, так счастлив, что не обращал на это ни малейшего внимания. Он еще долго бы остался на корабле, если б последние из оставшихся на нем товарищей его не напомнили ему, что пора вернуться на берег. Там Блундвик угощал всех плотников.

Едва только Михайлов подошел к столу, за которым сидели товарищи, как услышал, что один плотник говорил другому:

— Что делать! Едва ли был когда–нибудь пример, чтобы постройка корабля обошлась без беды. Нынче дело обошлось еще счастливо, и бедняк не поплатился жизнью.

— Да–да, — сказал другой, — хорошо еще, что он успел посторониться. Несчастие случилось в то самое время, как музыканты заиграли и как вы наверху стали махать шляпами.

— Бедный! Он не может принять участия в нашей пирушке, — сказал опять первый.

— Ему вообще не посчастливилось при постройке этого корабля. При заложении его крепко рассердил русский, перебил у него ему принадлежащую честь, а теперь…

— Что случилось? — спросил Михайлов, пораженный последними словами.

— Одна из подпорок упала на Гаардена и крепко придавила его, — отвечал один из плотников.

— Так что когда мы снесли его домой, он был без памяти, — прибавил другой.

Лишь только Михайлов услышал эти слова, как вскочил с своего места и побежал к себе домой за хирургическими инструментами, а потом, не медля ни минуты, отправился к несчастному Гаардену.

Старый плотник был опасно ранен. Жена его рыдала, а дети, Фриц и Анна, стояли на коленях и целовали руки отца.

При виде Михайлова раздался крик радости, надежды.

Осмотрев раны больного и найдя их опасными, но не отчаянными, Михайлов успокоил Марту, опытною, привычною рукою смыл кровь с ран и, еще раз осмотрев их, смочил холодной водою и стал перевязывать. Потом он пробыл еще несколько времени у кровати больного, предупредил Марту, что, может быть, к ночи у него будет бред и чтобы она не пугалась, и наконец удалился.

В тот вечер Михайлов лег спать с особенно сладостным, приятным чувством человека, исполнившего долг, предписанный каждому в отношении к ближнему.

На другой день он отправился рано утром к больному и узнал, что несчастный провел беспокойную ночь и беспрестанно бредил. Теперь же он был в совершенном изнеможении, и Марта опасалась за жизнь его. Михайлов, точно опытный врач, пощупал пульс больного, переменил перевязки, приложил к ранам прохладительные, успокоительные примочки и опять утешил отчаявшуюся Марту. Фриц и Анна внимательно вслушивались в каждое слово утешителя и смотрели на него со слезами детской признательности на глазах.

Когда Михайлов удалился, Фриц вышел за ним на улицу.

— Герр Михайлов, — сказал он, — позвольте мне привести сюда Вильгельма. Он вчера целый вечер ходил около дома, но не смел войти.

— Пока твой отец еще без памяти, Вильгельм мржет сидеть у кровати его, — отвечал Михайлов. — Когда он станет приходить в себя, то Вильгельм не должен показываться: вид его может раздражить больного и усилить болезнь. Скажи это своему брату.

— Вот он и сам! — сказал Фриц, увидев вдали поспешно приближавшегося молодого человека. — Итак, вы позволяете ему посидеть возле кровати папеньки?

— Да, да! Но ты знаешь, на каком условии?

— Знаю, знаю! — отвечал мальчик и поспешно побежал навстречу своему старшему брату.


ГЛАВА X

ГОЛЛАНДЕЦ И ФРАНЦУЗ

С некоторого времени к Михайлову часто, стали ходить по вечерам незнакомые люди, закутанные в плащи, с которыми молодой плотник долго беседовал.

Некоторые из товарищей заметили этих людей, но не обратили на них особенного внимания, полагая, что они приходили к Михайлову как к посреднику между ними и корабельным мастером Блундвиком для покупки нового корабля.

Однажды вечером, когда Михайлов был у своего больного товарища, к дому русского плотника приближались с двух разных сторон два человека. Один из них был в плаще черного цвета и шел осторожно, как бы справляясь с местностью и отыскивая дом, указанный ему прежде. Другой шел скоро, и в нем, несмотря на наступившие сумерки, нетрудно было узнать нашего знакомца Польдерса.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.