С. Ю. Витте - [76]

Все переглянулись, я не ответил Витте ни одним словом, задержался несколько минут у гр<афа> Сольского после разъезда и сказал ему, что для меня совершенно очевидно, что как только Витте будет назначен председателем Совета министров – в чем не может быть ни малейшего сомнения, – я немедленно подам в отставку. Сольский опять просил меня этого не делать, ссылаясь на то, что Витте быстро меняет свои отношения и столь же скоро переходит от вражды к дружбе, как и обратно.

Ожидания гр<афа> Сольского, однако, совершенно не сбылись. Наши встречи продолжались и после этого острого столкновения в той же напряженной атмосфере, и каждая из них приносила только новое обострение. Я кончил тем, что перестал возражать Витте открыто и заменял мои словесные выступления предложениями письменного изложения новой редакции тех статей, которые вызвали мои возражения. В одних случаях я был поддержан другими участниками совещания, в других мне приходилось уступать, но споры между мной и Витте прекратились, и наши отношения приняли даже наружно такую форму, что для всех стало ясно, что между нами произошел полный разрыв. Я решил совершенно определенно уйти с моего поста, как только выяснится вопрос о составе нового Совета министров, и заготовил даже заблаговременно мое письмо к государю, решивши представить его тотчас же по назначении Витте председателем Совета министров. Мое решение окончательно укрепилось вечером 18 октября, когда мои отношения к гр<афу> Витте стали совершенно невозможными.

В этот день утром был опубликован знаменитый Манифест 17 октября, в составлении которого я не только не принимал никакого участия, но даже и не подозревал о его изготовлении. <…>

Коковцов В. Н. Из моего прошлого: Воспоминания, 1903–1919. Кн. 2. С. 269–274; кн. 1. С. 28–31, 91–94. М., 1992.

В. И. Ковалевский Из воспоминаний о гр<афе> Сергее Юльевиче Витте

Обрисовать С. Ю. Витте во весь его большой рост, дать его психику, мораль и деятельность в цельном очерке – задача очень трудная, которую удачно разрешит более спокойное и беспристрастное будущее. Настоящему приходится скорее накоплять материалы, разбросанные и отрывочные, собирать факты, часто между собою не связанные, для предстоящей оценки такой выпуклой и исключительной фигуры, какою был Витте. Трудность не только в чрезвычайном разнообразии его многосторонней и обширной работы, но еще более – в сложности и пестроте его духовного содержания. Яркие магистрали личности Витте переплетаются со скрытыми чертами. В этом чрезвычайно своеобразном сочетании света и тени придется разбираться не одному биографу и историку, но и психологу. Знать Витте было легко, но познать очень трудно…

Во всяком случае, пред нами большой человек, человек сильного ума, твердой воли, бьющей оригинальности во внешности, образе мыслей и действий, с совершенно особым нравственным укладом. «Большим» его назвали еще при жизни; под этим именем выведен он псевдонимом и на сцену. В нем все было крупно и рельефно – и достоинства, и недостатки. В нем все дышало страстностью, порывом, непосредственностью, нечеловеческой энергией. По натуре борец сильный, даже дерзкий, он как бы искал поприща для состязания, и когда встречал противника, вступал с ним в решительный бой. Витте постоянно «дерзал», и этим в значительной степени объясняется исход борьбы в его пользу.

Появление С. Ю. Витте в Петербурге на государственной арене было целым событием, историческим явлением. Этот homo novus сразу приковал к себе общее внимание, подвергся резкой критике и подозрениям со стороны как знавших его лишь по слухам, так и встречавшихся с ним в Киеве. Сам И. А. Вышнеградский, особенно вначале, не пользовался расположением высших административных кругов, что еще больше усиливало предубеждение против его ставленника – С. Ю. Витте. Старое знакомство с консервативными московскими деятелями, в том числе с Катковым, быстрое сближение с кн<язем> Мещерским, то участие, которое С. Ю. Витте якобы принимал в «Священной дружине», – все это обостряло на первых же порах отношение к нему петербургского общества и чиновничества.

По вступлении в чуждую ему обстановку Витте начал с изучения поля действия, наметил стратегический план и тактические приемы, возобновил старые киевские знакомства, завязал влиятельные связи, подыскал нужных людей и вскоре прочно встал на новые рельсы. Мало-помалу к нему стали привыкать, многие даже восхищались обаятельностью его ума и обходительностью, другие же не только не стали более снисходительными, но еще резче проявляли свою нетерпимость к этому «авантюристу», как его называли.

На первых порах поражала прежде всего внешность Витте: высокая статура, грузная поступь, развалистая посадка, неуклюжесть, сипловатый голос; неправильное произношение с южно-русскими особенностями: ходата́йство, верства, учёбный, плацформа, сельские хозяе́ва – резали утонченное петербургское ухо. Не нравилась фамильярность или резкость в обращении. Однако мало-помалу эти экстравагантные черты частью стирались, частью к ним попривыкли.

И вот все более и более вырисовывалась в лице Витте государственная сила, оригинальность творчества и боеспособность на защиту того, что он считал необходимым и полезным для России. На глазах у всех со сказочной быстротой проявлялась могучая натура, которая постепенно всем овладевала и всех вольно или невольно подчиняла себе. Ум и воля Витте импонировали, резкость и иногда даже грубость его выступлений обезоруживали противников, редко идейных, но большей частью сводивших личные с ним счеты.