С. Ю. Витте - [72]

На этом и закончился весь этот конфликт. Министр финансов подписал журнал, Департамент экономии ни в чем не изменил своего решения и его обоснования, и только долгое время хранилось у него воспоминание о бесцельно возникшем столкновении. При первой моей встрече с С. Ю. Витте после этого эпизода он молча поздоровался со мною и никогда более к этому эпизоду не возвращался.

Возобновление наших нормальных отношений произошло уже в следующем, 1893 году.

На должность своего второго товарища министра С. Ю. Витте пригласил своего близкого знакомого по Киеву и, кажется, даже его личного друга А. Я. Антоновича. Никто его в Петербурге не знал, и ни о чем, относящемся до столичной жизни и до работы в центральных и высших государственных управлениях, он не имел ни малейшего понятия. Быть может, он был и прекрасным профессором и выдающимся ученым, но появление его на петербургском горизонте произвело на первых же порах одно сплошное недоумение не только его своеобразною речью и, как говорили тогда, с каким-то особенным «юго-западным» жаргоном, но и полнейшим неумением разобраться в самых простых вопросах и ответить на самое простое деловое замечание каждый раз, как он появлялся в Государственном совете.

Сначала его министр пытался оправдывать его новизною обстановки, в которой ему пришлось появиться, выражая уверенность в том, что при его высоких дарованиях он скоро найдет свое равновесие, но затем и ему пришлось убедиться в неудачном своем выборе, и даже в ответ на недоуменные рассказы о его выступлениях сам он начал рассказывать о том, что и в Киеве с ним случалось немало анекдотов.

Попробовал было министр финансов попросить меня помочь Антоновичу перед заседаниями совета указаниями, по каким делам ему лучше не настаивать на мнениях своего ведомства и по каким он может и в каком объеме рассчитывать на поддержку департамента, но из этого тоже ничего не выходило при самом моем добросовестном желании исполнить эту просьбу.

Антонович перепутывал все дела, и для самого министра стало очевидным, что проще всего ему вовсе не появляться в Государственном совете.

Не лучше была его участь и в Сенате. Там он безнадежно проигрывал все дела. Ему не осталось ничего иного, как и самому убедиться в непригодности своей к новой для него деятельности, и скоро он стал заниматься внутреннею работою в министерстве, на которой удача его была не больше, чем в его внешней деятельности.

Время шло, наступил 1895 год, и стало известно, что Антонович взял продолжительный отпуск и уехал в Киев, а министр начинает приискивать себе нового товарища.

Мне неизвестно, к кому именно он обращался, но как-то в начале 1895 года на одном из моих докладов перед очередным заседанием Департамента экономии председатель его гр<аф> Сольский сказал мне, что С. Ю. Витте говорил ему, что он хотел бы предложить мне принять должность его товарища, но не знает, приму ли я ее и не сохранилось ли у меня до сих пор воспоминания о столкновении с ним в конце 1892 года.

Гр<аф> Сольский прибавил, что он горячо поддерживал намерение Витте и даже предложил переговорить со мною и передать ему мой ответ.

Я ответил гр<афу> Сольскому, что чувствую себя совершенно удовлетворенным моим служебным положением, не ищу никакого улучшения и, хотя и имею склонность к более активной работе, но в особенности опасался бы перехода в Министерство финансов при близко мне известном теперь резком и невыдержанном характере министра, что для меня тем более чувствительно, что я давно избалован отношением ко мне целого ряда моих непосредственных начальников, начиная от статс-секретаря Грота в пору моей молодости, а затем и строгого и требовательного А. А. Половцова и, наконец, его самого.

На этом и остался возбужденный вопрос в ту пору. Он возобновился в самом начале осенней сессии Государственного совета 1895 года. Гр<аф> Сольский снова заговорил о продолжающемся желании С. Ю. Витте предложить мне место своего товарища и сказал, что еще на днях об этом зашла беседа и Витте в ответ на мои слова, сказанные весною, просил передать мне, что он готов дать мне какие я захочу гарантии в том, что я никогда не встречу с его стороны ни малейшей неприятности, тем более что, по его словам, «его сотрудники часто больше ругают его, чем он ругает их».

Тем временем совершенно неожиданно для меня последовало назначение меня на должность товарища государственного секретаря, и я перестал думать о существующем предположении, хотя характер работы по этой последней должности совершенно не отвечал моим вкусам.

В начале 1896 года как-то утром без всякого предупреждения заехал ко мне на квартиру С. Ю. Витте и в самых простых и даже дружеских выражениях предложил мне занять должность его товарища, пояснив заранее, какие части ведомства предполагает он поручить моему заведованию. При этом, в ответ на переданные ему гр<афом> Сольским мои опасения, он сказал, что дает мне слово, что я никогда не услышу от него ни малейшей резкости, и в качестве «вещественной» гарантии предлагает обеспечить мне назначение меня в Сенат, если только я сам пожелаю расстаться с ним, по каким бы то ни было причинам. В то время сенаторское кресло составляло предмет желаний всех статс-секретарей Государственного совета, даже прослуживших в этой должности до 10 лет.