С. Ю. Витте - [221]

Она приехала из Брюсселя, она рассталась с Лёвой три дня назад. Он нашел ее среди разложенных свертков. Он чуть не расцеловал ее на радостях и стал забрасывать вопросами с такой поспешностью, что она не знала, как ей вставить слово. Вдруг она подняла одну из своих многочисленных юбок и из-под третьей, фланелевой в зеленую клетку, с победным видом извлекла пару детских туфелек из кремового шевро, которые вручила дедушке. У сурового мужчины на глазах выступили слезы.

Он прижал к сердцу туфельки с потертыми подошвами. Они были на Лёве, на его маленьких ножках, которыми он ходил по земле. Он быстро положил их в карман и взволнованно велел проводить Татьяну в его апартаменты. Он считал минуты, отделявшие его от момента, когда он сможет наконец спокойно поговорить о своем внуке с этой простой девушкой, которая тоже любила малыша. О, с какой нежностью он смотрел на нее… Отныне эти детские туфельки были его реликвией.

Во время заседания, тянувшегося довольно долго, он не раз опускал руку в карман, чтоб их пощупать…

Позже в своем рабочем кабинете он любовно рассмотрел этот дар Татьяны, а потом положил в тот ящик стола, где хранил самые ценные документы, которые никто, даже его ближайшее доверенное лицо – жена, не мог трогать.

IV. В стране басков

Август 1910 г.

Дамба была черна от народа, сияло ослепительное солнце. Оркестр играл модные мелодии. На пляже резвилось множество детей. В тени больших красных зонтиков и белых тентов нашли прибежище те, кто хотел побыть вдали от суеты.

В центре группы детей того же возраста стоял мальчуган лет пяти и бурно жестикулировал. Он что-то обещал своим товарищам по играм, которые слушали его с недоверием:

– Ты уверен, что он придет? – спросил один из них.

– Кто? Дедушка? Точно придет. Я утром сказал дедушке: «Если ты придешь на пляж и запустишь воздушные шары, которые ты получил из Парижа, я тебя расцелую сильно-сильно, как ты любишь, и разрешу тебе расцеловать меня».

На лицах детей отразилось крайнее изумление:

– Вы ничего не понимаете, – закричал в ярости маленький русский. – Дедушка знает, как я ненавижу, чтобы меня целовали, как будто я девочка. Поэтому если я хочу сделать ему приятно, я ему это разрешаю. А вот и он.

И он бросился бежать навстречу дедушке.

Огромная фигура мужчины выделялась среди прогуливавшихся по дамбе хрупких дам и их тонких кавалеров. Увидев мальчугана, он ускорил шаг. За ним шел камердинер, который нес пакеты с воздушными шарами всех цветов и килограммами ваты. Встречные улыбались. Дети спросили у своего товарища, кто был человек, нагруженный всеми этими чудесами. Мальчишка принял вызывающий вид и сообщил покровительственным тоном:

– Да это Иван.

– Иван?

– Ну да. Понимаете, бедный дедушка такой неумелый, что ничего не может сделать сам; поэтому мы везде за собой таскаем Ивана, который делает все, чего не может дедушка.

После этого выступления, ошеломившего детей, которые не привыкли, чтобы так говорили о дедушке, мальчик побежал к человеку, который, по его мнению, был неумелым, а тот схватил и поднял внука на руки, несмотря на все его протесты.

Уже через несколько минут вокруг него собралось множество мальчишек, которые с величайшим интересом следили за каждым его движением и исподтишка поглядывали на знаменитого Ивана.

Наконец шар поднялся и полетел в небо, потом второй, потом третий. Со всех губ слетело восхищенное «ах!» и дети принялись дружно аплодировать. Государственный деятель, гордый своим успехом, поднял шляпу и поклонился им. Наблюдавшие за происходящим люди никак не могли догадаться, что происходит, пока кто-то не сказал:

– Да это Витте со своим внуком.

V. Биарриц

5 сентября 1912 г.

Прошло два года. Вновь Биарриц, та же вилла. Обед прошел мрачно. Граф Витте сидел в молчании. Его жена также не выказывала особого оживления. Молодая хозяйка дома беседовала с мужем, но чувствовалось, что между членами этой семьи, обычно такой дружной, царит какая-то необъяснимая неловкость.

Во время десерта зашел один из друзей. Заметив пустой прибор, он спросил у графа:

– А где Лёва? Надеюсь, он не болен?

Человек, которому был адресован этот злополучный вопрос, метнул разгневанный взор в сторону дочери и ответил голосом, все еще дрожащим от раздражения:

– Нет, лучше спросите у его матери. Нелепо так наказывать бедного ребенка за мелкий проступок. И только потому, что она пообещала строго наказать его, когда он в следующий раз не послушается бонны. Если бы с ней так обошлись, когда она была в этом возрасте…

Она улыбнулась:

– Но папа, меня же наказывали.

– Никогда, – ответил он разгоряченно, – это просто жестоко, и ты сделала это из упрямства.

После этой вспышки он встал и стал в молчании ходить туда-сюда по комнате, потом удалился.

После обеда он поднялся к внуку, который раскрашивал картинки. Он долго смотрел на него с сочувствием, потом положил руку ему на голову и сказал:

– Бедняга!

Потом, повосхищавшись художественными талантами маленького мученика, он решил вновь попытаться смягчить его мать и отправился в гостиную просить ее простить Лёву. Она оставалась непреклонной. В ярости он ушел к себе в кабинет и заперся, чтобы работать над воспоминаниями.