С видом на Париж, или Попытка детектива - [60]

Примечательно, что Шик, при всех своих робингудовских настроениях и нежелании губить чужие души, не принимал в расчет, что запертые и забытые в подвале могут умереть голодной смертью. Поломанный механизм тайника блокировал сознание, наделяя пленников нечеловеческой силой. Захотят выйти на волю — выйдут. Но мысли эти были какие-то отвлеченные. Главное сейчас — до мелочей проработать в уме сцену пленения Кривцова. До десяти еще было время.

Увлеченный своими прожектами, Шик словно забыл о Кривцове, а тот и не мозолил глаза. Только мрачен был больше обычного, видно, тоже искал выход из тупика.

— Пошли кормить твою русскую.

Молча спустились они по лестнице. Видно, рука у Шика дрожала, потому что ключ, прежде чем попасть в скважину, легонько так позвякал о дужку. Вошли… Он поставил тарелку на пол и тут же пошел к двери, бросив на ходу: «Чайник-то забыли…» Русская цепко схватила пиццу, видно, оголодала.

Но тут случилось непредвиденное. О великая истина! Человек предполагает, а Бог располагает. Кривцов не дал Шику дойти до двери. Он вдруг прыгнул на него и с силой завел руки назад. Прочная веревка обвила запястья. Шик трепыхался, как попавшая в сеть рыба. Кривцов подтащил его к стулу, усадил на него и крепко прикрутил веревкой к спинке. Дыхание у Кривцова было горячее, почему-то отдавало луковым супом.

— Все, кончен бал! Марья, ты уходишь отсюда, и немедленно, — крикнул Кривцов срывающимся от волнения высоким голосом. — А мы уж тут сами разберемся, как нам дальше жить.

Марья Петровна с пиццей в руке и с открытым ртом смотрела на происходящее в немом изумлении.

— Куда это я пойду? Я и дороги отсюда не найду. Вы обещали меня отвезти в центр Парижа. Так везите!

— Не валяйте дурака! Уходите! Вам нельзя здесь оставаться. Вас действительно могут убить, — от волнения Кривцов перешел на «вы», ему казалось, что Марья Петровна так скорее ему поверит.

— Глупости…

— Через час здесь будет другой человек. Кличка его Крот. Но по праву его следовало назвать Крутым. Вы ведь его видели в кафе? Не советую встречаться с ним еще раз. Вы, моя дорогая, слишком много знаете.

— Так я что — могу идти? — она стала рыться в сумке, потом в карманах. — Вы хотя бы дадите деньги на такси?

— Уйдете вы, наконец!

Кривцов был целиком поглощен разговором, и еще он совершенно взмок от волнения. Вроде не было у него такой привычки — потеть некстати, а тут он прямо ощущал, как вода течет по лбу, застилая глаза. Он уговаривал Марью бежать, сходил с ума от ее медлительности, промокал платком потный лоб и затылок, то есть меньше всего обращал внимание на Шика. А зря. Ему следовало быть осмотрительнее. Не каждый художник умеет вязать крепкие узлы, и Кривцов был тому иллюстрацией. Раскачивая старый стул, Шику удалось ослабить веревки и освободить одну руку — левую. Пьеровский пистолет, который он сам спрятал в ящике теткиного буфета, теперь лежал у него в кармане.

— Назад! — истерически крикнул он.

Марья Петровна оглянулась и обомлела. На нее смотрело пистолетное дуло. Как в кино… ну совсем как в дурацких боевиках, которыми под завязку напичкан московский телевизор. Боже мой, какая пошлость! Испугайте меня! Но смеяться ей сейчас не хотелось, ей было страшно.

Кривцова вид пистолета тоже поразил до крайности, но состояние шока длилось секунду. Через мгновение он уже бросился вперед. Профессионал знает, что делать этого было нельзя, под прицелом должно вести себя тихо. Но меньше всего в эту минуту Кривцов думал о подобных мелочах. Злость на Шика была столь велика, что сиди этот дурак хоть в танке, он бросился бы с голыми руками на броню. Вот здесь пушка и выплюнула свой снаряд.

Потом Шик будет говорить следователю, что не собирался никого убивать, что пистолет выстрелил от кривцовского удара по руке. «И учтите, я не левша, а рука-то левая! У левой руки совсем другая реакция!» А спустя полчаса в том же кабинете Кривцов будет пытаться найти во французском языке синоним русского «достал он меня»: «Ведь сладу с ним никакого не было. Фонтан энергии, вы понимаете, и вся энергия направлена против здравого смысла. А теперь что руками махать? Что сделано, то сделано».

Марья Петровна вскрикнула, осела как-то нелепо и повалилась набок. Кривцов слышал ее крик, но не мог сразу бросить свою жертву. Главным сейчас было обезоружить Шика. Это он и сделал. Как только пистолет очутился у него в кармане, он бросился к Марье Петровне. Она сидела на полу, прижав обе руки к бедру, и с ужасом смотрела, как набухает кровью ткань юбки.

— Ты ранена?

— О-о-й…

— Больно?

— Не знаю еще…

Кривцов попытался добраться до раны.

— Ты мне под юбку-то не лезь.

— Так перевязать надо.

— Я и перевяжу. Дай полотенце. Ну вот, уже больно. Господи, как же больно! Уберите же руки! Оставьте меня в покое! Занимайтесь этим своим хлюпиком.

Привязанный к стулу Шик в этот момент как бы отключился от происходящего. Весь день переживал, бегал, суетился, как мошкара в летний день, что перед глазами туда-сюда… И вдруг тишина. Он понял — страх перед Кротом пропал, и это принесло огромное облегчение. Он вправе сказать, что даже вырос в собственных глазах. Убил не убил, что мелочиться? Ему приказали ликвидировать заложницу, и он предпринял для этого все возможное.