С видом на Париж, или Попытка детектива - [101]

С трудом, но все-таки удалось их переселить в дом под крышу. Частично свою мебель отдали, что-то по деревне насобирали. Евгений Дмитриевич посоветовался с женой и снял тридцать тысяч с книжки — молодым на обзаведение. Тогда не думали — в долг дают или так дарят, не до этого было. Оля была мудрой, она понимала — деньги им в руки давать нельзя. Решили сами купить для приезжих телку.

А это значит, надо строить коровник. Славик с энтузиазмом взялся за дело. Кой-какие бревна остались от сарая, в дело также пошел припасенный Женей для своих нужд материал. Да и лес рядом. Славик был очень активен, не в меру говорлив и удивительно несноровист. Работа очень уж не кипела. Начнет слегу обрабатывать — поранится, бревно поставит — обязательно криво. Женя в панике: «Оно же завалится!» Славик посмотрит: «Нет. Будет стоять!» Как вы понимаете, достроен телятник не был.

От коровы пришлось отказаться, но 30 тысяч на обзаведение Славик все-таки вытребовал. Пока он решил разводить гусей и свиней. Женя сам поехал с ним покупать инкубатор. Заодно купили 50 гусиных яиц, а также шесть поросят.

Теперь за дело! Славик, естественно, ждал, что «глава фонда» будет работать на него постоянно, но у Жени были свои заботы. Он уехал в Москву, Оля к молодым вообще не заглядывала, мол, пусть сами приобщаются к деревенской жизни.

Прошло малое время, и соседка рассказала, что нашла на помойке трех мертвых поросят. У Оли сердце кровью обливалось, но она решила быть твердой и до возвращения мужа ни во что не вмешиваться. Как только Женя вернулся, он тут же бросился к своим подопечным. Что случилось? Славик только плечами пожимал, вроде он их кормит, а потому совсем непонятно, отчего они мрут. Женя стал совать в руки книжку, пособие по выращиванию молодняка в зоопарке. Славик от пособия не отказался, даже полистал для приличия, но, когда прощались, сказал твердо:

— Зарезать надо оставшихся, съесть, и все дела.

Женя только вздохнул, и, как показало время, было о чем вздыхать. При следующем свидании Славик сознался, что три оставшихся поросенка тоже сдохли.

— Не умею я их резать, Евгений Дмитриевич. Я их в лесу зарыл, а то в деревне все бла-бла-бла на наш счет. И косятся. Не любят они нас, вот что.

В избе был жуткий беспорядок, из разоренной русской печи тянуло холодом. Одно утешение — крыша не протекала, хоть грозы были сильные. По грязному полу бродили два гусенка, гадили везде, один хромал.

— А остальные где? А инкубатор?

Славик выгнул бровь и сказал важно:

— Я инкубатор и 25 гусят отдал на обмен. Мне обещали за них телку дать.

— Кто обещал? Где?

— В соседней деревне. Никифор Иванович.

Женя поехал к Никифору Ивановичу за правдой. Выяснил, конечно: никаких гусят никто никому не давал. Да… Пора было понять, что Славик есть человек-мечтатель. Делать что-либо он не только не умел, но и не хотел. Разговор о деревне для него был залогом того, что гречка, и гуси, и крепкий свинарник как бы уже есть. Хотя всем ясно было, что ничего этого никогда не будет. Ах, как это знакомо! Все мы такие. Выписал врач рецепт, и ты вроде уже и полечился. Лекарства правда купил, но принимать забыл. Посмотрела журнал мод — и охладела, словно ты этот костюм уже относила. Но хорошо в городе, в своей квартире вот так грезить о хорошем. А в деревне накануне холодов?

Только тут выяснилось, что Славик повоевал в Чечне и получил ранение в голову, долго валялся по госпиталям и вот такой, частично пригодный для жизни, вышел в мирную жизнь. Деньги на обзаведение он просил у Евгения Дмитриевича постоянно. И что делать? Давал.

Приближалась зима. Славик и печь не починил, и дров не заготовил, жил пока полностью на чужом иждивении. Меж тем благодетель Женя должен был уезжать в Москву, его ждала работа. Деревня роптала: «Что хочешь делай, Евгений, но нам этого недоумка не оставляй».

Решили поискать пристанище для молодой семьи по округе. Язык до Киева доведет. Нашли такое место, где стояли в поле всего два дома: один жилой, другой заколоченный. При жилом роскошный огород, сад в яблоках и сливах. Обитал в этом благолепии врач на пенсии. Поговорил он с Женей, потом со Славиком и очень скоро все понял. Сказал только: «Чеченский синдром. Жалко парня. Видели рядом — дом пустует, пусть там живет. Только чтоб не спалил». На этом и порешили.

Вроде бы, пусть начерно, рассосалась большая забота, но в деревне Чистые Ручьи вокруг дома с красивыми наличниками завязалась новая интрига. По весне Жене позвонил мужчина и сказал трезвым голосом, что их трое: он, жена и брат жены. Да, они будут работать, о деревне давно мечтают. Евгений Дмитриевич от идеи возрождения русской деревни еще не совсем остыл, поэтому дал адрес.

Приехали. Муж сильный, крепкий, весь в наколках, жена с синяками под глазами, брат какой-то невнятный: длинный, тонконогий, обувь не по размеру. Поселились они в доме под новой крышей и сразу начали пить. Через некоторое время к ним приехали дети: два очень хороших мальчика, которые зимой жили где-то в православном интернате, и девочка лет четырнадцати из монастыря. Девочка все лето им и готовила. Ладно бы они не делали ничего из крестьянских работ, но видно было, что они люди опасные. Деревня высказывала разные догадки: может, они только что из тюрьмы или прячутся от кого-то, но и ведь узнать ничего нельзя. Вели они себя с гонором и угрожали, мол, ты мне то-то, так я тебе вот это, да все с кулаками, с яростным матом и страшными угрозами.