С тобой все ясно (дневник Эдика Градова) - [6]

Попробовал ее нарисовать - не получается. Не умею. Она летит по коридорам - кончик вытянутого носа впереди. А какой угол наклона! Как она не падает? Потому и не падает, что летит. Как фигуристка, которая тем устойчивее, чем выше скорость.

Сбывается предсказание моей покойной бабушки:

"У тебя все не как у людей..."

А иногда я сомневаюсь: разве все у человека должно быть как у людей? Все-все?

Афанасий Андронович сегодня лично проверил наши прически. Зашел на урок и осмотрел все головы. Снаружи, конечно. Мимо моей прошагал - не остановился.

Видимо, парикмахерша сработала мне "канадку" на уровне мировых стандартов, и на затылке горит Знак качества. Вот Роман-Газете и Карапетяну не повезло.

Под нож их вихры! Вернее, под ножницы.

Потом Ангелина Ивановна стала нас пересаживать "из стратегических соображений", как она выразилась.

Нам, смертным, не дано было при этом знать, о чем думает классный руководитель. Мы глухо роптали.

Один Боря был спокоен. Что бы Ангелина ни сделала, все для него о'кэй.

Как это надоело! Взрослые мы? Не знаю. Но не дети уже, не дети. Понимаете, не дети!

Или все же дети?

Дома ссора. Томка сварила свой первый борщ. Настоящая бурда. Я бы, может, и промолчал, да мама ела и нахваливала, а Томка меня сдуру спросила:

- Ну как?

- Ничего, - сказал я. - На собаку плеснешь - шерсть облезет.

Томка в рев и в другую комнату!

Что я такое сделал? Сказал правду - ни больше ни меньше. Куда там! Римма Николаевна стала меня воспитывать: "Это же первый борщ, понимаешь, первый!

Как же ты мог? Ведь это безжалостно, жестоко. Неужели ты такой бессердечный? Неужели в тебе ни капли доброты к родной сестре? Ты ведь не такой".

Дальше я слушать не стал - хлопнул дверью. Ушел в читалку. Для отвода глаз взял "Войну и мир", включил настольную лампу. А сам думаю и вот пишу.

Иногда кажется, что дневник помогает мне разобраться в самом себе. Иногда он меня мучает. Когда-нибудь сожгу на большом костре. Разведу громадный костер - и полыхай, мое прошлое! Гори огнем!

Что-то я совсем расклеился. Ни с чего стал психовать. Хотя я знаю с чего - да что об этом писать!

Воля ни к черту, надо взять себя в руки.

"Ведь ты не такой..." Только это и слышу. Как мне нужен сейчас человек, который сказал бы: "Эдик, ты вот какой!" Как нужен! Товарищ Градов, слышите ли вы меня там, в Москве, это я к вам обращаюсь. Слышите?

- Люди, тихо! Люди!

- Не выступай!

- Сам раэвыступался!

У нас комсомольское собрание. Андрея Босова бюро обязало выступить, проявить активность, и он мямлит что-то: мол, жизнь в классе была бы хорошая, да девочки уж очень грубы (это он по результатам нашего давнего "социологического обследования"!). И выдвигает теорию, что мы, парни, оказываем облагораживающее влияние на...

- Ну и нахал! - перебивает его с места Оля Савченко.

- Вот, слышите, - не теряется Андрей. - Что и требовалось доказать.

Мы с Борей аплодируем, и Андрей подсаживается на нашу парту третьим. За учительским столом председатель и секретарь собрания, но Ангелина Ивановна подает голос с последней парты и сразу возвращает нас к реальной действительности.

- Вы о шпаргалках хотели поговорить...

О шпаргалках хочет поговорить, оказывается, Макешкина- Она предлагает внести в проект решения пункт о недопустимости списывания, которое приняло такие угрожающие размеры, что... А я думаю: где же у тебя совесть, Макешкина? Намедни не ты ли у меня перерисовывала алгебру?

- А давайте объявим мораторий на шпаргалки? - предлагает Роман-Газета. - Хотя бы на неделю.

А там посмотрим. Слышите, люди?

Но люди слышат, что звенит звонок с шестого урока, и ропщут: "Закругляйтесь. Скорее. В кино опаздываем".

Ангелина Ивановна помогает нам проголосовать, и собрание закрыто.

И я понял: как выгодно нам быть (или казаться)

детьми! Какой с нас спрос, если нас стригут как хотят, рассаживают как пожелают, готовят и ведут за нас собрания? И только твердят нам по сто раз на день: "Вы уже не маленькие!" С нас же ничего не спрашивают!

И еще я понял. Все время мы говорим: "Слушайте, люди!" А каждому, наверное, хочется, чтобы к нему обратились: "Слушай, человек!"

Это собрание я запомню. Потому что в конце его, перед самым звонком, пришла старшая пионервожатая и объявила, что в школе создается вожатский добровольческий отряд. Но о ней я писать не буду.

Не буду.

Возле учительской я случайно услышал, как Ангелина Ивановна ласково прогудела: "Так это вы и будете наш новый коллега? Рады вам, добро пожаловать в наш коллектив".

Я его не рассмотрел, потому что пришлось повернуться спиной, чтобы подслушивать дальше. Мне было интересно, и я нагло подслушивал.

- Уж не знаю, как вам покажутся мои из девятого "бэ", - нежно ворковала Ангелина. - Они не из краснобаев...

- Надеюсь, у меня не отмолчатся, - сочным баритоном ответил незнакомец. - Постараюсь устроить им такую жизнь, чтобы захотелось говорить каждому...

Я пошел прочь. Он нам "устроит жизнь"! Самодовольный баритонщик! Ничего, мы ему тоже устроим. Нас голыми руками не возьмешь. Мы через каторгу М. С.

прошли. Она нас пытала "вопросами для самостоятельной работы" - мы молчали. Ничего не добьется и этот.