С тобой и без тебя. Нежный враг - [67]

— Бекки! — позвал ее сверху Чарли. — Что, черт побери, ты там внизу делаешь? — крикнул он вниз.

— Иду, — машинально крикнула Бекки в ответ. Она быстренько взглянула на подпись художника — Саба Меретю. Необычно. Она поторопилась вверх по ступеням.

В понедельник утром она бодро шагала на работу. Мораг, владелица галереи, подняла глаза, когда Бекки вошла в дверь.

— Как прошли выходные? — спросила она, улыбаясь.

— Замечательно. Мораг, послушай. Я тут недавно кое-что увидела… у тебя не найдется минутки?

Тем же вечером спешившая на автобус Бекки находилась в приподнятом настроении. Она сделала это! Она смогла убедить Мораг не только взглянуть на картины, но еще и… если они ей понравятся, сделать выставку. Это было значимое событие, которого она давно ждала. Она работала помощником-куратором в маленькой галерее в Ист-Энде почти год. Это была потрясающая работа — она обожала ее. Она иногда не могла поверить, что ей приходится ждать так долго прежде, чем сделать что-то в конце концов с ее квалификацией искусствоведа и перестать притворяться, что однажды она станет художницей. Это как раз и произошло во время их встречи с Амбер и Мадлен в Лондоне два года назад. Теперь Амбер была добросовестным журналистом в престижном лондонском «Файненшл дайджест», а Мадлен оказалась доктором Мадлен Сабо и планировала стать первоклассным хирургом. А Бекки… что ж, она временно работала секретарем, когда они все вместе встретились за ужином. Тогда был странный вечер — все трое снова собрались спустя почти два года. После того как Бекки последний раз видела ее, Амбер вдруг решила вернуться в Нью-Йорк. Она провела два года в какой-то местной газете, набираясь опыта, как она им объяснила. Она хотела быть абсолютно уверенной, что никто и никогда не сможет обвинить ее в том, что она извлекает выгоду из своего имени или контактов Макса. Материал был низкосортный — местные новости; маленькие происшествия; появление нового члена женской сборной по американскому футболу — тем не менее у нее была своя колонка, и она могла гордо об этом говорить. Бекки запомнила, как она сидела напротив нее за столом, замерев от восхищения. Мадлен закончила обучение в ординатуре и, конечно же, получила место, где она могла спокойно готовиться к следующему этапу своей карьеры в Лондоне. Когда же Бекки стала рассказывать про свои дела — что ж, ей было почти нечего сказать. Она выпила за их успех и, утирая слезы, поклялась, что, когда они в следующий раз встретятся, она тоже сможет похвастаться своими достижениями.

Что было примечательно, так это как молниеносно все встало на свои места, едва она успела задуматься над этим. Она увидела рекламу в газете в понедельник после ужина.

«Требуется помощник-куратор. Новая альтернативная галерея. Живопись, включая фотографию, скульптуру, помощь в организации. Опыт предпочтителен, но не обязателен». Бекки даже толком не знала, что означает слово «альтернативная». Она сложила заметку, начиркала резюме и вложила его в конверт, надеясь, что из этого что-нибудь выйдет. На следующий день она прошла собеседование, а еще через день уже работала. Мораг, владелица галереи, в свои тридцать с лишним лет была жизнерадостной женщиной, которая приехала из Глазго и получила работу точно так же, как это сейчас сделала Бекки, — получила степень искусствоведа в Школе искусств Макинтоша… и просидела четыре года, бездействуя, удивляясь, почему никто не предлагает ей работать. Тогда она жила с шотландскими художниками, официантами и секретарями в маленьком чердачном помещении на Шарлотт-стрит в Ист-Энде, и именно тогда ей пришла мысль, что пришедшие в упадок здания этого района — подходящие места для выставок — точнее, выставок картин, которые не выставляли галереи Вест-Энда. Сначала их было несколько: ее галерея, основателем которой она являлась; выставочные помещения, которые располагались вниз по дороге на Шоредитч-Хай-стрит; Кавальер на Бинхэм-стрит и недавно открывшийся в музее «Виктории и Альберта» Институт искусств на Ривингтон-стрит. На улицах восточнее Ливерпуль-стрит было множество начинающих художников, живущих на чердаках над заброшенными магазинами, и Мораг знала их почти всех. Медленно росла ее репутация в умении распознать хорошие вещи приходящих и уходящих художников или определить шедевр. Она провернула два больших успешных дела за те три года, как открыла галерею. Это значило, что у нее в банке лежала некоторая сумма, и это давало ей возможность рискнуть пару раз.

Поэтому, когда Бекки ворвалась в понедельник утром и объявила, что она только что держала в руках самые потрясающие холсты — ты только посмотри на них, Мораг… эта женщина просто гений, я говорю тебе! — та согласилась довольно охотно. Они с Бекки надели пальто и пошли к тому дому, где Бекки увидела картины. В тот вечер была вечеринка по поводу дня рождения какого-то друга возлюбленного Бекки, Чарли. Бекки тут же принялась искать художницу, но оказалось, что та ушла с этого праздника на другой. Так Бекки весь вечер пробегала по Шоредитч-Хай-стрит от одной вечеринки к другой в поисках женщины по имени Саба Меретю. Когда же она наконец нашла ее, то поняла, что молодая женщина была не только невероятно талантливой, но еще и перспективной звездой. Ей было двадцать с лишним лет, наполовину шведка, наполовину эфиопка; выросла она в Детройте, штат Мичиган, и совсем недавно переехала в Лондон. Она и сама была очень яркой. Тогда Бекки не волновало, была ли она милой — она была молодой, экзотичной и талантливой. Большего не требовалось. Она протянула Сабе свою визитку, взяла ее номер и пообещала связаться с ней вскоре.