С тех пор, как уснула моя красавица - [59]

Он обратил внимание на выражение лиц у Нив и ее отца; сходство было настолько поразительным, что ему захотелось улыбнуться. Он понял, что все эти споры о моде являлись продолжением споров, начатых ранее, и разговор еще не закончен. Он отошел к окну, где на подоконнике лежала книга, очевидно, чтобы быстрее высохнуть на солнце.

Майлс сварил свежий кофе и разлил его в изящные фарфоровые чашечки.

— Нив, послушай, что я тебе хочу сказать, — сказал он. — Твоя подруга Этель, которая тратила на свои экстравагантные туалеты огромные деньги, в данный момент лежит в морге в чем мать родила с одной лишь биркой на ноге.

— Так же, как мама? — спросила Нив, голос у нее стал низким и дрожал от негодования. Но она тут же бросилась к отцу на грудь: — О, Майлс, прости меня, я говорю совершенно недопустимые вещи.

Майлс застыл с чашкой кофе в руках.

— Да, — сказал он после долгой паузы. — Точно так, как лежала твоя мама. Мы оба говорим совершенно недопустимые вещи.

Он повернулся к Джеку.

— Простите нам эти семейные перебранки. Моя дочь к сожалению и к счастью унаследовала смесь итальянского темперамента и ирландской ранимости. Я лично никогда не мог понять, как могут женщины так серьезно относиться к вопросу одежды. Моя мама, царство ей небесное, все, что ей было необходимо, покупала в «Александерс» на Фордхэм-роуд. Она целые дни ходила в домашних платьях, только на воскресную службу в церковь и на вечера в полицейском «Гли-Клаб» она одевала цветные платья, купленные опять же в «Александерс». А мы с Нив, так же как в свое время с ее матерью, постоянно обсуждаем эту тему.

— Я заметил это.

Джек взял чашечку с подноса, протянутого ему Майлсом.

— Приятно, что кто-то еще пьет так же много кофе, — заметил он.

— Сейчас более кстати было бы виски или стаканчик вина, — сказал Майлс. — Но мы это сделаем позже. У меня есть бутылочка прекрасного бургундского, которую я несмотря на запреты врача приберегаю для подходящего часа.

Он подошел к книжному стеллажу, в нижней части которого было специальное отделение для винных бутылок, и достал одну.

— Раньше я не находил особого различия между винами, — сказал Майлс Джеку. — Но у моего тестя был настоящий винный погреб, и Рената выросла в доме, где понимали в этом толк. Она и меня научила ценить хорошее вино. Она вообще открыла для меня многие вещи.

Он указал на книгу, лежащую на подоконнике:

— Это ее. Мы случайно залили ее кофе. Как вы думаете, можно как-то ее реставрировать?

Джек взял книгу в руки.

— Какая жалость. Эти рисунки, должно быть, очень хороши. У вас есть увеличительное стекло?

— Где-то есть.

Нив отыскала лупу на столе у Майлса. Они стояли и смотрели, как Джек изучал свернувшиеся, покрытые пятнами странички.

— Рисунки не слишком повреждены, — сказал он. — Вот что: я порасспрашиваю своих людей, может, они мне порекомендуют толкового реставратора. — Он передал увеличительное стекло Майлсу. — Кстати, не очень хорошо держать книгу на солнце.

Майлс положил лупу и книгу на стол.

— Я буду вам очень признателен, если что-то удастся сделать. А сейчас нам пора двигаться.

* * *

Все трое разместились на передних сиденьях шестиместного лимузина, машину вел Майлс. Джек Кэмпбелл непринужденно положил руку на спинку кресла, где сидела Нив. Она изо всех сил старалась этого не замечать и не коснуться его руки, когда машина круто сворачивала с Генри Гудзон-парквэй на мост Джорджа Вашингтона.

Джек дотронулся до плеча Нив:

— Не нервничай, — сказал он. — Я не кусаюсь.

* * *

Контору окружной прокуратуры в Рокленде ничто не отличало от всех остальных подобных контор по всей стране: теснота, старая неудобная мебель, столы и шкафы завалены папками, в комнатах чересчур жарко, а там, где окна были открыты, гуляли резкие сквозняки.

Два следователя из отдела убийств уже ждали их. От Нив не укрылось, что что-то произошло с Майлсом, как только они вошли в помещение. Его челюсти сжались, он даже стал как будто выше ростом, а в глазах зажегся синий огонек.

— Он попал в свою стихию, — шепнула Нив Джеку. — Даже не знаю, как он выдержал без работы весь этот год.

— Окружной прокурор хотел бы увидеться с вами, сэр.

Детективы и не скрывали своего преклонения перед столь заслуженным и уважаемым Нью-Йоркским комиссаром.

Окружным прокурором оказалась привлекательная женщина не более тридцати шести — тридцати семи лет по имени Мира Брэдли. Нив с удовольствием наблюдала, как вытягивается от изумления лицо Майлса. «Ну какой же ты все-таки женоненавистник! — подумала она. — Вспомни, как ты вычеркнул ее имя на выборах в прошлом году».

Прокурору представили Джека и Нив, она махнула им рукой, приглашая сесть и сразу перешла к делу.

— Нами установлено, — сказала она, — что тело было перенесено. Откуда — мы не знаем. Но не исключено, что она могла быть убита и там же, в парке, в пяти футах от того места, где была найдена. В этом случае формальность требует, чтобы мы взяли дело на себя.

Брэдли указала на папку на столе.

— Согласно медицинской экспертизе смерть наступила в результате сильного удара, нанесенного острым предметом, который перерезал яремную вену на шее и повредил дыхательное горло. Возможно, она сопротивлялась, так как ее челюсть была сине-черная от кровоподтеков, а на подбородке имеется порез. Я могу добавить от себя, что это просто чудо, что до нее не добрались звери. Видимо, потому что она была основательно завалена камнями. Не предполагалось, что ее найдут; видно, что место тайника тщательно продумано.