С ружьем на динозавра - [36]

Председатель — горилла позвонил в колокольчик и, добившись тишины, объявил, что предоставляет слово глубокоуважаемому академику Зайусу для демонстрации человека, о котором он уже докладывал высокому собранию. Ученый — орангутанг встал, поклонился и начал свою речь. Пока он говорил, я старался держаться как можно осмысленнее и разумнее. Например, когда он впервые упомянул обо мне, я приложил руку к груди и отвесил вежливый поклон, вызвавший смех аудитории. Впрочем, колокольчик председателя тут же прекратил это веселье. А я понял, что подобным образом ничего не добьюсь: самые разумные мои действия будут восприниматься лишь как результат хорошей дрессировки. Поэтому до конца доклада я больше не шевелился.

Зайус напомнил о сделанных им выводах и объявил, что сейчас продемонстрирует мои способности — различные приспособления для его проклятых экспериментов уже были расставлены на эстраде. В заключение Зайус сообщил, что, кроме того, я способен, как некоторые птицы, повторять отдельные слова и что он надеется заставить меня проделать этот трюк перед уважаемым собранием. Затем он взял шкатулку с многочисленными запорами и протянул ее мне. Но вместо того чтобы быстро открыть все эти крючки и задвижки, я поступил по-своему.

Долгожданный час пробил! И вот я поднял руку, тихонько потянул поводок и, приблизившись к микрофону, обратился к председателю конгресса.

— Уважаемый господин председатель! — начал я, стараясь говорить на обезьяньем языке как можно чище. — Я с большим удовольствием открою для вас эту шкатулку и весьма охотно проделаю остальные номера программы. Однако прежде чем приступить к этим весьма нехитрым для меня опытам, я прошу разрешения выступить с заявлением, которое, я уверен, поразит высокоученое собрание.

Председатель тупо смотрел на меня, ничего не понимая. Зато Зайус был вне себя.

— Господин председатель! — завопил он. — Я протестую…

Но тут он словно подавился, осознав всю нелепость спора с человеком. Я этим воспользовался и снова заговорил:

— Господин председатель, при всем моем уважении к вам я тем не менее настаиваю, чтобы мне была дана возможность объясниться. Закончив свое выступление, я исполню все, что потребует высокочтимый Зайус, — клянусь в этом честью! — но не раньше.

Секунда мертвой тишины, а затем разразилась буря. Публика обезумела! Обезьяны сплелись в истеричную, восторженную, кричащую «ура», хохочущую и рыдающую толпу. Со всех сторон замелькали ослепительные вспышки блицев — это пришли в себя фоторепортеры. Но остальные бесились и надрывались еще добрых пять минут, и все это время горилла — председатель не сводил с меня глаз. Наконец он, видимо, решился и зазвонил в колокольчик.

— П — п — простите, — начал он, заикаясь, — не — не — не знаю толком, как к вам обращаться!

— Просто «месье», — ответил я.

— Итак, м — м — ом… итак, месье, я полагаю, случай настолько исключительный, что научный конгресс, избравший меня председателем, должен выслушать ваше заявление.

Это мудрое решение было встречено новой бурей аплодисментов. Большего мне пока и не требовалось. Я выступил на середину эстрады, установил микрофон по своему росту и произнес следующую речь.

Глава 8

— Господин председатель!

Благородные гориллы!

Мудрые орангутанги!

Возвышенные шимпанзе!

О великодушные обезьяны!

Разрешите человеку обратиться к вам.

Я знаю, что вид мой смешон, тело нелепо, лицо уродливо, цвет кожи отвратителен, а запах — тошнотворен. Я знаю, что моя звериная внешность оскорбительна для ваших глаз, но я также знаю, что обращаюсь к самым прославленным, к самым мудрым обезьянам, чей разум способен возвыситься над условностью ощущений и распознать мыслящее существо даже под столь жалкой материальной оболочкой…

Такое высокопарное и полное самоунижения начало навязали мне Зира с Корнелием, утверждая, что оно польстит орангутангам. Итак, я продолжал в глубокой тишине:

— Выслушайте меня, о обезьяны! Выслушайте, ибо я говорю, и говорю сознательно, а не как автомат или попугай. Я мыслю и говорю, и я понимаю вас так же хорошо, как вы понимаете меня. Когда я кончу, если ваши уважаемые ученые удостоят меня такой чести, я постараюсь ответить на все интересующие их вопросы.

Но прежде я должен открыть вам одну поразительную истину. Я не просто разумное существо с душой, заключенной в нелепом человеческом теле, я пришелец из далекого мира с планеты Земля, хозяевами которой по необъяснимой фантазии природы стали люди, ибо там все люди наделены душой и разумом. Я прошу позволения уточнить положение моей родной планеты, разумеется, не для прославленных ученых, окружающих меня, а для тех немногих зрителей, которые, возможно, не совсем знакомы с различными звездными системами.

Я подошел к черной доске и с помощью нескольких чертежей постарался изобразить нашу солнечную систему и ее место в Галактике. Мои объяснения были выслушаны все в том же благоговейном молчании. Но когда, покончив с чертежами, я похлопал ладонью о ладонь, чтобы стряхнуть с них мел, этот простой жест вызвал шумный восторг у зрителей верхних рядов. Обернувшись к аудитории, я продолжал:

— Итак, на нашей Земле разум воплощен в человеке. Это так, и тут я ничего не могу поделать. У нас люди эволюционировали, в то время как обезьяны — и я этим потрясен, с тех пор как открыл ваш мир, — почему-то остались в диком состоянии. Но, увы, мозг развивался и усложнялся только у человека. Поэтому именно люди изобрели речь, научились добывать огонь, пользоваться орудиями. Именно они стали хозяевами планеты и изменили ее облик. И наконец, именно люди создали столь высокую цивилизацию, что она многими своими чертами напоминает вашу, о мудрые обезьяны!