С привкусом пепла - [20]

– Товарищ Зотов, – позвали из темноты.

Зотов охнул, едва не выронив папиросу, и пробурчал:

– За такие шутки у нас во дворе убивали. Мне не восемнадцать, могу дуба дать.

– Простите, – шепнул невидимка без тени раскаяния. В ночном мраке угадывался силуэт.

– Кто вы?

– А какая разница?

– Действительно, никакой. Я могу выстрелить и потом посмотреть, нервы ни к черту.

– Разговор до вас есть, – голос незнакомца показался смутно знакомым. У Зотова хорошая память на лица, числа, голоса и обиды.

– Поговорим в землянке? Чаю попьем.

– Нее, хитрый какой. Я это, как его…, тайно.

– Боитесь?

– А кто не боится? Дураки разве.

Ого, первый анонимщик в новом театральном сезоне, – обрадовался про себя Зотов. – Уже и не чаялся. Чем хорош простой смертный? Если волею случаяон становится владельцем некоей, по его мнению, крайне важной информации, то по истечении толики времени его начинает прямо корежить от желания поделиться. Человека распирает ощущение собственной уникальности, а окружающие-гады не понимают. И тогда простой смертный начинает трезвонить, как базарная баба.

– Ближе к делу, любезный, – Зотов шумно зевнул. – Спать очень хочется.

– Друг у меня пропал, – таинственно сообщили из темноты. – Я товарищу Маркову сообщил, он грит разберемся, помалкивай, а сам не делает ничего, исчез хороший человек и хрен с ним, вот я до вас и пришел.

– Спасибо, тронут доверием, – Зотов сделал шаг. – Курить хочешь?

– Не подходите, – пискнул незнакомец, но было поздно. Зотов метнулся вперед и сцапал невидимку, в руках забилось худое, неожиданно сильное тело, затрещала рвущаяся одежда.

– П-пусти…, – захрипел анонимщик.

– Лежать, дернешься, завалю, – пообещал Зотов, раздумывая врезать стервецу по дурной башке рукоятью «ТТ» или нет.

Человек всхлипнул и затих.

Общая доброта характера перевесила, и Зотов, ограничившись профилактическим тычком в область печени, развернул добычу лицом, сел сверху, зажег спичку и усмехнулся. Зыбкий огонек высветил перепуганного Кольку Воробьева, лучшего часового партизанского отряда «За Родину».

– Дурак ты, парень, – Зотов слез. – Будешь дальше так развлекаться, рано или поздно сядешь на нож.

– А чего вы кидаетесь? – всхлипнул Колька. – Я ж к вам со всей душой. У-у-у, рубаху порва-ал.

– Заштопаешь, – Зотов наклонился, вздернул парнишку на ноги и заботливо отряхнул. – Теперь, когда маски сорваны, можно поговорить. И не хнычь. Не хнычь, говорю! Рассказывай, что за друг, куда пропал.

– Валька, Валька Горшуков, – шмыгнул носом подросток, – Друг закадычный, он первый в партизаны ушел и за меня слово замолвил. Мы с одной деревни, с Верхних Новоселок, которые за Десной. Он сегодня пропал.

– Постой, – навострил уши Зотов. – Сегодня? Одновременно со смертью Твердовского?

– Ага, вчера был, хвастался, мол Решетов в боевую группу берет, другая жизнь начинается, будет фашистов крошить. Утром встал, Вальки нет, сгинул, как провалился. Я весь лагерь оббегал, никто не видал. Разве может человек взять и пропасть?

– Да запросто. Наелся войной, надоели болота, по мамке соскучился? – навскидку предположил Зотов.

– Валька не такой, вы не думайте, – шумно помотал головой Колька. – Он не мог убежать. Он, знаете, какой!

– Может задание получил. Особо секретное.

– Валька бы обязательно мне обсказал, – растерялся Воробьев. – Мы же лучшие друзья!

– Все, в том числе и дружба, имеет предел, – философски отметил Зотов. – Замечал изменения поведения дружбана в последнее время? Стал более скрытным, или наоборот, безудержно разговорчивым?

Колька задумался на мгновение и ответил:

– Ничего такого. Валька всегда веселый был, а тут в боевую группу взяли, он давно об этом мечтал, важным сразу стал, загордился! – в Колькином тоне проскользнула плохо скрытая зависть. – И сбежал? Не может этого быть!

– Лет ему сколько?

– Шестнадцать в феврале стукнуло, на год старше меня.

«Сопляки», – подумал Зотов. – В партизанских отрядах много мальчишек: посыльные, связные, разведчики, подрывники. Из пацанов выходят идеальные бойцы – небоящиеся смерти, не задающие вопросов, готовые выполнить любой приказ. Для них это игра, опасная, захватывающая, живая. Они лезут в самое пекло, снуют под носом немецких патрулей и получают доступ туда, куда взрослому хода нет. Они просто дети, их никто не заставляет, не принуждает, гонят прочь по мере возможности, но они приходят сами и встают плечом к плечу с отцами и старшими братьями. Маленькие солдаты большой войны. Герои, имена которых сотрутся из летописи страшных времен.

– Вальку в дезертиры теперь? – спросил мальчишка и затаился.

– Не должны. Завтра с Марковым поговорю, – пообещал Зотов.

– Меня не выдавайте.

– Обижаешь – могила.

– Поклянитесь товарищем Сталиным.

– Клянусь, – шепнул Зотов. – Услуга за услугу. Я выясню насчет Вальки, а ты будешь по-дружески рассказывать мне о настроениях в отряде, всякие мелочи, невзначай оброненные слова.

– Я не стукач, – фыркнул Колька.

– Согласен, стукач паршивое слово, ты будешь советским разведчиком, никто не узнает про твою опасную и нужную работу. Ну как?

– На своих доносы писать?

– Необязательно, можно в устном порядке.

– Ну я не знаю… – заколебался подросток.